Ксения Нихельман - Музыка перемен. Книга вторая

– Почему? – спросил я.

– Я представил вас вместе.

– Мы и так вместе.

– Я представил вас вместе, – еще раз, как для тупых, произнес Влад. – Меня это разозлило.

А меня разозлило, что Влад сует свой нос в мои отношения с Артемом. Его не было столько лет рядом со мной, а когда появился, то подло сбежал, но теперь решил, что имеет право расспрашивать об Артеме? Все, что было связано с Артемом, было драгоценно, бесценно для меня, его любовь ко мне, моя ответственность перед ним, мое внутреннее предательство, которое я учился преодолевать вблизи с предметом запретной любви. Я моментально закрыл поток откровенности.

О том, что я общался с Владом, Артем не знал. Это было очередное молчание. Даже пробежка не могла встряхнуть меня, я постоянно мучился вопросом: рассказать об этом или нет, познакомить их или нет? Что-то останавливало от шага в пропасть.

Вчера мы с Артемом зашли в книжный магазин за очередной порцией искусствоведения. Сразу же разделились, каждый свернул в свой ряд. Я прошелся по художественной литературе, рассматривая обложки и названия новых изданий. Мне нравилось читать, еще в школе открылись мои способности к литературе, но с загруженностью в театре удавалось почитать редко, как правило, на ночь или иногда, уединившись, в гримерке во время отдыха. Книги производили на меня возбуждающее впечатление – бумага, шрифт, запах типографской краски, ощущение нового издания в руках, как будто заниматься любовью впервые, вся острота ощущений от прикосновения к непостигнутому. Среди экземпляров двумя полками выделялись яркие издания Пауло Коэльо. Как всегда, обложкам этого автора уделялось большее внимание со стороны издателя. Несмотря на голод читателя на этого автора, я обходил полки с его именем, но не потому, что мне что-то не нравилось. Я даже никогда не читал его произведений, просто сам факт, что его читают все, заставлял проходить мимо. Я предпочитал читать то, о чем меньше говорили и что меньше всего вызывало интерес. Впрочем, в этот раз я зачем-то потянулся к Коэльо, к незамысловатой обложке. Три вишни на желтоватом фоне с названием вверху «Адюльтер». Измена. Нехотя, но уже не в силах отправить ее обратно на полку, я поплелся искать Артема, держа пресловутое издание в руках названием вниз, будто нес не книгу, а упаковку презервативов для анального секса по детскому магазину.

Артем уже определился с тем, что собирался купить. Он с любопытством поглядел на мой выбор и повертел книгу:

– Тебе же никогда он не нравился. С чего вдруг?

– Ну не то, чтобы не нравился. Я ведь и не читал, может, увлекусь.

Артем несколько секунд разглядывал обложку и, шутя, произнес:

– Название какое кричащее. Адюльтер. Уж не готовишься ли ты к измене? Или ищешь оправдания в лице умного автора?

От его фразы меня словно облили из ведра ледяной водой и оставили замерзать на морозе. И как по волшебству, начал оправдываться, дескать, что это я, изменяя своим принципам, схватил то, что ни за что не прочитал бы? Артем сощурил глаза, и я воткнул книгу на свободное место после выбранных им книг. Уже подходя к кассе, Артем попросил подождать и скрылся в книжных проемах. Он появился с Коэльо в руках.

– Может, и правда тебе понравится. Может, я почитаю.

Раздраженно кинув книгу в общую кучу, мы сцепились в перепалке. Каждый хотел заплатить за все. Чувствуя приступ ярости, и готовый взорваться, я придвинул книги ближе к себе, но Артем использовал запрещенный прием. Внимательно следя за кассиршей, он слишком эротично провел большим пальцем по моим губам, отчего я замер как вкопанный, а он выложил купюры. Расплатившись, протянул книгу со словами «твой подарок», озарив меня своей улыбкой. Я молча проклял день, книжный магазин, Коэльо и себя.

Когда я вернулся с пробежки, Артем еще спал. Я принял душ, выпил кофе и абсолютно был не готов делить выходной в одиночку. Заглушая совесть, которая вечно лезла с советами не будить спящих, мне все-таки удалось разбудить Артема. И я не прогадал в своем желании, мы быстро скоротали остаток утра, упиваясь долгожданными совместными минутами, которые так безбожно крала его и моя работа. Для меня стало радостью услышать слова Артема, что он не хочет никуда идти, никакого насыщенного времяпровождения, никаких умных книг, мы даже условились есть заказанную пиццу прямо в постели.

Мы болтали, ели, смеялись, смотрели веселые фильмы и никак не могли насытиться друг другом. Впервые я заметил, что говорило о моей невнимательности, когда Артем улыбался, то правый уголок рта опускался ниже левого, чуть искривляя улыбку. Но легкий, еле заметный, недостаток умилял меня. Я даже словил себя на мысли, что будь у него тысяча недостатков, я обожал бы каждый. Кривая улыбка? Я тут же целовал уголок рта. Тонкие запястья? От них веяло воспоминанием о первом разе, и я сходил с ума. Худое тело? Я обожал каждый сантиметр этого тонкого, ни на что не похожего, мужского тела. Раньше я с замиранием всматривался в глаза парней, надеясь, хоть на долю оттенка увидеть тот золотисто-оливковый отблеск, но все было тщетно, ведь я желал в них утонуть и с болью наслаждения представлял сладострастный миг. А теперь я вглядывался в небесную гладь глаз Артема и изумлялся тому, как рядом с ним переставали бежать минуты, останавливались часы, жизнь из круговертного потока превращалась в безмятежность, спокойствие, казалось, будто ритм моего сердца замедлялся, обретая свободу. Так парят птицы в небе, рассекая сильными взмахами крыльев синий воздух. Их движения полета завораживающие, стремительные, свободные, не поддающиеся законам физики. На то, на чем стоит все человечество, птицы плевали сверху, взмываясь ввысь. Я больше не хотел тонуть, я мечтал летать.

Артем никогда не жаловался на изнуряющий труд. Занимаясь любимым делом, он принимал все угрозы для здоровья, столь стремительно вытекающие, если усердно заниматься любимым делом. Сводило кисти рук, ныла спина, бесконечные боли в затекших шее и плечах – все это он принимал как должное, как расплата за талант художника. «Если не болит, значит, я плохо потрудился!» – отшучивался Артем. По очереди, каждый палец своего художника я массировал круговыми движениями, поднимаясь выше, – кисти, выемки на локтях, плечи. Сперва Артем отдернул руки, вспыхивая румянцем, и запротивился. Порой он реагировал подобным образом на мою нежность, отчасти от того, что я проявлял ее гораздо реже, чем было необходимо. Соглашусь, что с Артемом я был жесток в проявлении чувств, скупился на чувственность, скупился в щедрости дарить мимолетную радость, больше заботился о себе и собственных желаниях. Стоило только надавить на пальцы, как они задрожали. Артем побаивался моих таких спонтанных порывов, редких и непредсказуемых. А когда я его поцеловал в кофейне, почти прилюдно, то от этого жеста Артем вообще чуть не потерял сознание. Поначалу он прикидывался, что расслабляющий массаж вовсе ни к чему, просто мое желание сделать ему приятно, а ему приятно от одного моего присутствия, но как только мои пальцы задели больные места, Артем со стоном облегчения отдался мне в руки. Массируя, я удивлялся, как в таком одновременно хрупком, но крепком теле уживается необъятная сила. Вспомнил, как Влад сжал меня в спортзале, как я почувствовал силу, настоящую мужскую силу, но это была чисто физическая сила, способная сворачивать горы и гнуть железо. В Артеме существовала другая внутренняя сила, которую бесполезно гнуть. Гни его к земле, рви в клочья, пугай чем угодно – ничего не выйдет. В нем был электрический заряд, искра, от которой вспыхивал я сам. Если вспомнить всех моих немногочисленных любовников, то ни к одному меня не тянуло спустя определенное время. Только к Артему. Как заколдованный я набирал его номер телефона, появлялся на пороге дома или мастерской. А он всегда ждал, столько лет ждал и ведь добился того, что отныне мы вместе. Я был рад, что смог доставить ему удовольствие и пусть самую малость, но избавить от физического дискомфорта.