Ксения Нихельман - Музыка перемен. Книга вторая

– Ты не слушай меня, когда-нибудь все закончится. Когда-нибудь я лишусь всего, но ты не бери с меня пример. Береги Пьеро, люби, заботься, не отпускай его ни на шаг.

Максим уткнулся лицом в мои ладони и замер, перестал дышать, словно оставил мне завещательное напутственное слово и умер.

– Вот что! – Наконец, смогла я собраться с мыслями и силами. – Возьми-ка ты неделю отпуска, и поезжайте куда-нибудь за город с Артемом. Только вы вдвоем, никаких родственников, никаких друзей, ни звонков и телефонов. Ты увидишь, все сразу наладится.

– Я так и сделаю, но после открытия площадки.

– Какой еще площадки?

– Я позже расскажу, когда успокоюсь. Позови его.

Я поднялась и потянула за собой брата. Он должен встряхнуться, хватить жалеть себя и свои несбыточные мечты. Раз судьба, злая старушонка, требует выбора, значит, нужно его сделать.

Выйдя в холл, я обнаружила троицу ждущих. Понятное дело, Артем ждал Макса, а эти двое, несостоявшиеся любовники, кого ждали? Нет, Владислав, однажды ты уже упустил шанс, убегай снова. Мимоходом шепнула Артему, что Макс зовет его. Тот поспешно удалился, и мы остались втроем. Я извинилась, что им пришлось долго ожидать. Все время, пока я говорила, Влад смотрел на меня свысока и иногда покачивал головой, как бы задавая немой вопрос: «Чем же я тебе не угодил?» Наверняка, ощущая мой гнев, он фальшиво вел себя сдержанно и тактично. Влад не был дураком и осознавал, что я в курсе его зарождавшихся отношений с братом, на которые они повесили смешную табличку «дружба», видел, какое предпочтение я отдаю Артему. Я была уверена, скрывшись за дверьми, эта парочка разбредется по разным сторонам, каждый войдет в пустой дом, перед сном закроют глаза: в глазах Влада застынет образ Максима, так сильно впечатливший его, в глазах блондинки задребезжат слезы отчаяния.

– Прошу прощения за нескромный вопрос, но я спрашиваю не для себя, а для одной моей подруги. Она с недавнего времени питает чувства к одному из артистов, он с начала года появился на сцене, однако уже произвел неизгладимое впечатление на женщин. У него не русская фамилия, Брандоллини, я правильно назвала? Он сегодня играл друга главного героя. – Перед уходом спросила меня блондинка.

– Что? – переспросила я. В моей голове что-то щелкнуло. Что имел в виду Макс, когда говорил, чтобы я берегла Пьеро? От кого? Кто должен причинить Пьеро зло? Почему кто-то питает к нему чувства, и сколько таких? Пьеро мужчина, а вокруг много женщин, следящих за чужим счастьем. В груди засверлила боль от жжения, будто я подхватила искру от брата. «Не отпускай ни на шаг, береги его». Кто посмеет украсть Пье у меня?

Блондинка заужималась, заулыбалась, будто клянчила деньги в долг:

– Я имею в виду, свободен ли он?

– Нет.

Я бросила гневный взгляд в сторону Влада, мол, уведешь ли ты ее отсюда или она вечность будет сватать моего, моего Пьеро, который замаячил в коридорах. Страх прокатился по мне волной, я поспешила распрощаться.

Долго оттягивать свое возвращение в прокуратуру я не имела права. Видя мое поправление, родители задавали естественные вопросы: когда выйдешь на работу? тебе уже гораздо лучше, просто дома отсиживаешься? Главным образом мое избегание прокуратуры беспокоило отца. Мама сохраняла нейтралитет во вспыхивающих между мной и отцом стычках, в которых я вела себя как покорная овечка, не имея возможности возразить отцу.

– Папа, я бесплатный работник, мое имя не закреплено там даже на туалетной бумаге.

– Оно и не будет закреплено, если будешь и дальше относиться безалаберно. Какое ты мнение о себе оставишь прокурору? Хочу – работаю, хочу – гуляю?

– Меня никто не ждет. Ждут, когда я приду и перелопачу то, что никто не хочет исполнять.

Чем больше я препиралась, тем больше терпения терял отец. Он переставал жонглировать вескими аргументами и переходил на крик. Тут я снова превращалась в маленькую девочку, которую брат таскал за собой, подобно собачонке, – покорно смотрела в глаза, прикусывала язык, складывала руки за спиной в немом согласии. За неповиновение ждет наказание, но теперь поводок был в руках отца, и с годами становился все короче.

– А если я больше не хочу быть помощником прокурора. И не только им, а юристом вообще, – себе под нос промямлила я.

– Хочешь быть попрошайкой?

На лице отца изобразились все ужасы, связанные с моим воспитанием и с будущим одновременно. Сколько лет он потратил на то, чтобы искоренить влияние Максима на меня, но, так или иначе, проскальзывали промахи его усиленного контроля. Папа верил в мое стабильное будущее, направленное в сторону юриспруденции, особенно он радовался тому, если бы я заняла должность помощника прокурора. Даже на работе отец успел ляпнуть, будто я уже официально работала в прокуратуре.

– Почему сразу попрошайкой? Можно подумать, сейчас я не выгляжу ею, выклянчивая ходатайство и одобрение на свою кандидатуру!

Отец закричал, что я ничего не понимаю, втемяшила себе в голову каких-то непонятных мыслей, и он уже, между прочим, давно заметил, как я утрачиваю интерес к прокуратуре, хожу туда как под конвоем, или еще хуже – по его принуждению.

– Работа – самое главное в жизни. Ты проводишь там большую часть жизни, работа кормит, а о такой работе, какая намечается у тебя, мечтают многие!

Я выслушивала претензии к себе и озадачивалась вопросом. А если я и правда погорячилась, решив повернуть назад? Может быть, отец прав на том простом основании, что он отец, и как родитель лучше знает своего ребенка, что ему подходит, а что нет? В надежде на спасение я взглядом обращалась к маме: «Мама, помоги! Прочти в моих глазах боль и расскажи о ней папе! Ты же все знаешь, обо всем догадываешься, тебе одной не нравилась затея с прокуратурой!» Но мама молчала.

Как только каждый из нас расходился по углам, мама принималась обрабатывать каждого по отдельности. Она юлила между мной и отцом, не давая однозначных ответов. Со мной была мила, оказывала всякую поддержку.

– Получи сначала диплом. Таким образованием, какое у тебя, не разбрасываются во все стороны. А там посмотрим, выберешь то, к чему душа больше лежит, если уж юристом не желаешь быть. Мы же с отцом хотели как лучше. – Говорила она.

Я разгоралась желанием выложить ей все, что хранила в себе взаперти. Да, да, да! Я выберу, что больше всего люблю. С языка почти слетели слова: музыка, театр и Пьеро, да, конечно, Пьеро.

– Мама, я совсем не жалею, что проучилась на юрфаке. Ведь это еще раз доказывает – я не глупая, не дурочка. Вспомни, кто со мной учился: сплошные детки прокуроров, адвокатов, судей. А я доказала, что ничуть не хуже их, пусть мне и помочь было некому, день и ночь зубрила дисциплины, корпела над учебниками, законами, решала задачи.