Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

Вечер был окончательно потерян. Комиссар полиции срочно покинул умелую в делах любви секретаршу, которую он уволил после того, как Петербургский застал их интимной позе в кабинете и поспешил домой, где ему был учинен форменный допрос на предмет его истинного местонахождения, в то время как его требует сам министр.

Ему удалось представить жене алиби, доказывающее о его чрезвычайной загруженности, один из подчиненных подтвердил, что шеф был занят поисками детей, но злость на Кадишмана, поднявшего такую шумиху из ничего, клокотала в нем целую неделю.

– Как там покойнички, лейтенант, – продолжал ерничать комиссар, в третий раз, за последние полчаса, задавая один и тот же идиотский вопрос, – не беспокоят?

– На кладбище все спокойно, шеф! – глухо отвечал Кадишман, в душе проклиная въедливого босса.

– Вы уж там приглядывайте за ними, – издевательски наставлял Вольф, – а то ведь они у вас взяли за моду разгуливать по ночному Тель-Авиву…

Переговорив с начальником, пребывающем в дурном расположении духа после бурных разборок с супругой, Кадишман, на всякий случай, связался с Альтерманом.

– Будь там начеку, сержант, – сказал он, – возможно ночью к тебе заявятся гости.

– Не беспокойтесь, господин лейтенант, – бодро отвечал Альтерман в трубку, – встретим гостей достойно!

К поискам захваченных покойным генералом детей присоединился весь город. Школьники, пенсионеры, водители автобусов и домашние хозяйки, которые больше чесали языками, распространяя повсюду нелепые слухи, нежели помогали полицейским найти пропавших малюток. Детей искали в парках, в торговых центрах, на гигантской свалке, раскинутой на юго-западной окраине Холо́на. Некоторые из горожан серьезно поговаривали о нечистой силе, которая будто бы причастна к исчезновению несчастных ребятишек. В поисковых мероприятиях участвовали тысячи людей, они осмотрели каждый сантиметр Холона и прилегающих к нему городов. Вся страна слушала информационные сводки по радио и телевидению. Сам президент заинтересовался судьбой пропавших близнецов и готов был задействовать средства из государственного фонда для финансовой поддержки холонцев. Но титанические усилия полиции и добровольцев оказались тщетны: и впрямь впору было подумать о нечистой силе.

Комиссар, к заботам которого прибавились еще две могилы, разверзшиеся в Л о́де и Пет а́х-Т и́кве, был зол как никогда:

– Как случилось, что мертвец или преступник, выдающий себя за такового, беспрепятственно вошел в дом Шварцев под самым носом у ваших людей? – грозно вопрошал он Кадишмана. Разговор происходил на следующий после активных поисков день в его со вкусом обставленном кабинете и лейтенант знал, что шеф будет долго отыгрываться на нем за тот неуместный звонок к его ревнивой кобре.

– Насколько я понял, лейтенант, супруги Шварц видели этих несчастных телохранителей, когда входили в свой подъезд?

– Совершенно верно, шеф, этот Шварц принял даже моих людей за уличных хулиганов и готов был вступить с ними в схватку.

– Между тем, мертвец в это время был уже в их квартире?

– В это трудно поверить, – с огорчением произнес Кадишман, – какое-то сверхъестественное явление природы

– Прекрасная позиция у вас, лейтенант, чуть что не по-вашему – списывать все на природу, у нее ведь не спросишь, когда и кем были убиты телохранители?

– Я полагаю, они пали жертвой покойного генерала Хильмана в момент, когда тот покидал квартиру Шварцев

– Но до этого все же он как-то прошел в дом и ваши люди не соизволили задержать его…

– Я все-таки думаю, что он прошел, но незамеченным, господин комиссар.

– Как это может быть, он, что перенесся по воздуху?

Шеф по обыкновению начал страдать от тупоумия подчиненного и это было видно по тому, как нервно он потянулся к своей неизменной сигаре.

– По тем же сверхъестественным причинам, господин комиссар.

– Если он такой невидимый, зачем ему вообще надо было убивать телохранителей и раскрывать себя, уходя от Шварцев?

Шеф прикурил сигару и, выпустив огромный клуб дыма, испытывающе посмотрел на лейтенанта. Зная привычки начальства, тот молчал, дожидаясь, когда минует гроза.

– Ваши молодцы не успели даже выстрелить в него, – презрительно продолжал Вольф, – вы что, совсем молокососов набрали?

– Господин комиссар это были ребята из спецназа. Один из них трехкратный чемпион страны по карате.

– Это не тот, случайно, у которого вырвали ногу?..

– Да, это он. Не повезло парню, он провел удар, закончившийся столь трагично.

Сделав несколько глубоких затяжек, комиссар бросил окурок в пепельницу:

– Представляю, какие чемпионы в вашем гребаном спецназе.

– Господин, комиссар, эти ребята были в таких переплетах…

– Что-то я этого не заметил.

– Привидение, по всей вероятности, обладает сверхъестественной силой, – развел руками Кадишман.

– Что вы заладили как попка – сверхъестественные, да сверхъестественные, – поморщился комиссар, – три трупа изуродованных до неузнаваемости, все это лишь за один тихий поэтический вечер в центре Холона. Не слишком ли много для одного привидения?

В Главном управлении полиции был самый настоящий переполох. Два дополнительных «живых» трупа, внезапно объявившиеся в районе большого Тель-Авиве, озадачили даже всегда невозмутимого комиссара. Перебросить часть личного состава на поимку свежих жмуров Вольф не мог: в дела полиции вмешался сам президент и ему пришлось бросить на поиски детей все силы. Он решил, что покойники подождут до завтра, пока подоспеет подкрепление из Х айфы, а сам он, тем временем, попытается установить, насколько верна информация о сбежавших с кладбища трупах. Комиссар был уверен, что Хильмана попросту выкрали из могилы и в городе действует банда, покрывающая свои преступления распространением слухов о восставших из могил покойниках.

В воскресенье утром Иуда Вольф отправился с экспертами на кладбище в Лоде и те неожиданно подтвердили, что обширные трещины на надгробных плитах подвергнутых специальному анализу, не что иное, как результат мощного давления направленного из глубин отворившихся могил. Детальная информация, собранная о новых сбежавших покойниках не прибавляла к материалам следствия какие-либо серьезные улики. Это были благонравные и законопослушные при жизни граждане, оставившие после себя многочисленное потомство, разбросанное ныне по всему свету. Один из покойников – израильский араб, промышлявший в свое время скупкой и сбытом старья, был условно назван в полиции «Ахмад», другой – скромный ничем не выдающийся при жизни репатриант из Бухареста фигурировал в деле как «Румын».