Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

– А нервы у вас, случаем, не пошаливают, мадам?

– Не знаю, – тихо вздохнула Елизавета, – мы с Га́ври в последнее время часто ссоримся…

– Кто такой Гаври? – сказал Кадишман, удивленный неожиданным поворотом беседы.

– Гаври – это мой муж.

– Какое он имеет отношение ко всей этой, извиняюсь, истории?

– Мы бранимся с ним из-за детей, – сказала Елизавета, – у нас двойня – девочка и мальчик. Он балует малышей, а я пытаюсь приучить их к порядку.

– Послушайте, госпожа Шварц, – возмутился Кадишман, – зачем вы рассказываете мне все это, я ведь не педагог и даже не психолог, к вашему сведению…

– Да, но должна же я вам сказать, как это было…

– Я следователь, мадам, – строго напомнил Кадишман, – и меня интересуют одни лишь сухие факты!

– А я вам, что мокрые подаю? – вспылила Елизавета.

– Не надо нервничать, мадам!

– Я абсолютно спокойна, господин инспектор!

– Вот и прекрасно, скажите, а ваш дедушка после этого приходил к вам еще?

* * *

Двадцатого февраля 1998 года Василий де Хаимов развелся, наконец, с женой. Сразу же после свадьбы он обнаружил, что женился, на скучной бесцветной женщине, с хорошей фигурой, но чопорной и холодной в постели. Поддерживать отношений с человеком, ставшим для него чужим, было не в его правилах и он сказал ей, что семейный союз их был ошибкой и надо это как-то решать. Сначала она устроила истерику и поревела в подушку, но потом предложила ему разобраться в своих чувствах или обеспечить ее будущее.

По разводному контракту он оставил ей имущество, включая дом, автомобиль и ценные бумаги. Отказавшись от недвижимости в пользу супруги, он ускорил бракоразводный процесс, который тянулся более двух лет; она нарочно не соглашалась на развод, чтобы подольше помучить его. Конечно, развестись можно было по-человечески: без обоюдных потерь и личных выпадов, но у Васи ведь и дня не проходило без того, чтобы он не угодил в какую-нибудь передрягу и не сделал себе проблем практически из ничего.

Все началось с того, что жена заподозрила его в измене и ей взбрело в голову застукать подлеца в постели с любовницей: прелюбодеяние мужа, как объяснил ей адвокат, могло помочь при разделе имущества, и она решила покарать Васю так, чтобы он запомнил это на всю жизнь. Для этого ей пришлось нанять сыщика, взявшегося за приличный гонорар обнародовать сексуальные подвиги де Хаимова. Подозрения жены вскоре подтвердились: с помощью ищейки из сыскного агентства, ей удалось застать Васю с любовницей в одной из фешенебельных гостиниц Ба́т-Я́ма.

Это случилось в день ее рождения. Утром он галантно преподнес супруге гигантский букет хризантем, и ей было вдвойне обидно застать его вечером в объятиях элитной проститутки. Нанятый сыщик предложил ей затаиться в номере; он был уверен, что любовники вскоре объявятся и в предвкушении щедрого гонорара, сказал: «Наберитесь терпения, женщина»

Снедаемая ревностью жена, прождала в темном шкафу более двух часов. Все это время она чувствовала себя персонажем из старого анекдота и поклялась выпустить из детектива кишки, если тот понапрасну запер ее в этой душной коробке. К счастью, терпение ее было вознаграждено. Новая пассия Василия была длинноногая вульгарная девица, которая прямо в номере стала оговаривать с ним цены на разные виды услуг.

«Не торгуйтесь, мужчина, – сказала она, – я вам такой минет сделаю…»

То, что Василий был неистов и ласков с девицей, жена, пожалуй, могла еще снести. То, что он шумно дышал, стонал и даже лаял в минуты сладчайшего соития, несколько позабавило ее – с ней в постели он вел себя как инок на гражданской панихиде. Но когда после шестого оргазма (Боже, какая прыть!) он вдруг сказал ей «Знала бы ты, как мне надоела эта старая крыса!» имея в виду, конечно, ее – она не выдержала и, выскочив из тайника, разбила ему в кровь лицо. «Негодяй! – Патетически сказала она, – вот от чего у тебя яйца висят по утрам как у драной кошки!»

Последующий удар был направлен именно в то чувствительное место, где обычно висят яйца, но он уже был готов к нему и с честью отразил яростную атаку жены.

К печальным последствиям банальной драмы, разыгравшейся в гостиничном номере, можно было отнести и временную потерю эрекции, которую Васе пришлось восстанавливать позже с помощью гипнотизера. Но, зная тяжелый нрав дочери академика, он был рад и тому, что отделался относительно легко. С ее стороны была попытка также врезать длинноногой крале, с любопытством наблюдавшей за бурным развитием семейного скандала, но та быстро охладила ее пыл:

– Я те щяс глаз выцарапаю, сука! – Сказала она.

К несчастью, о скандале тут же прознали вездесущие репортеры и эта грустная история, обрастая пикантными подробностями, в одно мгновение стала достоянием тель-авивского бомо́нда. Василий подозревал, что пройдоха сыщик нарочно пригласил хроникеров – поохотиться за клубничкой и собрался намылить ему физию, но тот благополучно смылся, сорвав жирный куш с его оскорбленной супруги.

На следующий день, по совету своего адвоката, он попросил у нее прощения, но было поздно – она решила уничтожить его за «старую крысу» (тем более что за глаза ее так называли уже все сослуживцы), полагая разорить его окончательно за причиненный моральный ущерб. Справедливый раздел имущества не устраивал своенравную дочь академика, и Василий отписал ей шикарный особняк в северном Тель-Авиве и всю имеющуюся наличность в банке.

Некоторое время он жил у своего друга Цио́на Заярко́нского – завзятого холостяка и специалиста по компьютерной технике, затем снял угол в одном из обшарпанных домов на улице Шапиро.

* * *

Василий любил приволокнуться за женской юбкой. Все деяния его и помыслы были напрямую связаны с бывшими или предполагаемыми победами на любовном фронте. Именно эта «Одна, но пламенная страсть» привела к окончательному развалу его семейного очага и бесславной потере скромного состояния с таким трудом нажитого его рачительными родителями.

Казалось, получив желанный развод, он тотчас ринется на поиски любовных приключений, но случилось то, что Цион менее всего ожидал от своего непредсказуемого товарища: в связи с резким ухудшением своего экономического статуса, Василий впал вдруг в странную задумчивость и, приобретенная им с таким трудом свобода, не горячила более его молодую кровь. Все чаяния и помыслы бывшего донжуана были направлены теперь на то, чтобы разжиться деньгами и как можно скорее.

«Я докажу этим академикам, что снова встану на ноги!» – твердил он Циону и неустанно искал пути к быстрейшему обогащению. Ежедневно он приходил к приятелю с новыми идеями, которые тот неизменно отвергал за отсутствием практической ценности.