Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

– В управлении она проста, как букварь, – сказал он, – ставите коробку передач на двенадцатый век…

– Почему двенадцатый? – нахмурился Вася.

– Потому что там теперь полдень. Затем плавно отжимаете рычаг и через минуту вы на месте.

– Пожрать, надеюсь, нам дадут? – поинтересовался Василий.

– Пожрать можно в авиакомпании, – сказал инструктор, – а у нас другие задачи.

– Безобразие, – начал было заводиться Василий, но, взглянув на скорбную физиономию Заярконского, сдержался.

– По прибытии, удаляться от машины не рекомендуется, – сказал инструктор, – иначе вам придется блуждать в будущем, пока вас не обнаружит поисковая бригада.

Речь очкарика порядком надоела Васе, и он занял свое место за пультом управления.

– Посторонних прошу держать отвал, – сказал он, явно намекая на инструктора.

– Это кто посторонний? – обиделся инструктор и, сообразив, что от Васи ничего путного не добиться, обратился к Циону.

– Не вздумайте там прибарахляться, – строго предупредил он, – или продавать свои вещи: перевозка ценностей, равно как и аборигенов наказуема законом.

Последнее замечание не понравилось Васе.

– Понятно, шеф, – сказал он развязным тоном и захлопнул люк машины перед самым носом инструктора.

– Хулиганство! Да как вы смеете? – заорал инструктор. Это было последнее, что они успели услышать.

Небритый пьяный сторож кладбища долго плутал между ухоженными надгробными плитами, многие из которых были залиты воском поминальных свеч. Наконец, он вывел полицейских к зияющей черной яме, рядом с которой возвышалась бурая горка раскисшей от дождя земли.

«Что скажешь, седобородый? – с деланным оптимизмом спросил его Кадишман, разглядывая почти стертую от времени надпись на мраморной плите недавно лежавшей на дедушкиной могиле.

«Да уж не знаю, что и говорить, – потеряно выдавил сторож, – бывало в дождь или слякоть, могилки у нас проваливались и мы, как полагается, собирали косточки упокоенных, чтобы не размыло, значит, – он тяжело вздохнул, как бы сожалея о бренности всего мирского, – а здесь и собирать нечего, вишь, служивый, все как слизано»

Кадишман лично осмотрел, пустую могилу Хильмана. Заглядывая вглубь ямы, он оступился и, взмахнув руками, словно птица на взлете, с шумом провалился в нее, увлекая за собой комья сырой земли.

«Нехорошая примета» – испугано произнес сержант Альтерман, вытаскивая смущенного босса из могилы. Как человек суеверный, он хотел высказать свои опасения по этому поводу, но, увидев сердитое лицо шефа, оборвал на полуслове.

– А вдруг это фиктивное захоронение? – сказал Кадишман, нервно отряхиваясь после неудачного приземления в могилу.

– Дефективное? – не понял сторож, с опаской взирая на Кадишмана.

– Уж не фальшивая ли, говорю, могила-то, дяденька?

– А вот этого никак нельзя, – с тупым упрямством возразил сторож, не понимая значение заданного вопроса. Грушевидный нос его разбух и, принял фиолетовую окраску. Неожиданное падение полицейского в пустую могилу напугало старика не меньше, чем суеверного сержанта и он инстинктивно сторонился инспектора, будто тот был помечен уже роковой печатью смерти.

– Я работаю здесь много лет и по памяти знаю все могилки, – гордо сказал он, шмыгнув все более сизеющим на холодном ветру носом.

«Пьяная ты харя, – беззлобно подумал Кадишман, – потому и плутал так долго, что по памяти знаешь…»

– Эту как раз не припоминаю, – честно признался пьяница, – но по документам проверял – тут покоился некий Хильман У́ри – 1898 года рождения.

– Это мы без тебя знаем, что покоился, – криво усмехнулся Кадишман и легким движением руки смел комья земли с надгробной плиты, скинутой с осиротевшей могилы. Тяжелый черный мрамор треснул от страшного удара, нанесенного мертвецом снизу.

«Черт бы побрал этого деда, тоскливо подумал Кадишман, может быть, он и впрямь восстал из гроба. И где теперь его искать?»

Все, что он увидел, соответствовало рассказу Елизаветы – внучки сбежавшего с кладбища Хильмана. Кадишман не знал, что и думать. Он всегда с недоверием относился к мистике и посмеивался над глупыми историями, которыми утомляла его жена, выискивая их в журналах, специализирующихся на паранормальных явлениях.

Провожая важных гостей до кладбищенских ворот, протрезвевший сторож, доверительно шепнул лейтенанту.

– Ты, мил человек, будь начеку, значит…

– А это еще зачем? – сказал Кадишман, догадываясь, о чем пойдет речь.

– Поверье в народе гласит – ежели человек упал в могилу – значит к смерти это.

Он оглядел лейтенанта с состраданием, в душе считая его уже покойником и повторил тоном везунчика, которому жить да жить еще, а этот несчастный, может быть, доживает последние дни.

Удрученный словами одичавшего от одиночества и водки сторожа, Кадишман, впервые в своей служебной практике, явился к шефу с одними лишь смутными догадками, наперед зная, как тот относится к подобной инициативе подчиненных.

– Поехали, – сказал Цион и выбил на панели цифру двенадцать.

Василий плавно отжал рычаг пусковой системы. Машину забило мелкой дрожью, потом ее затрясло и слегка сплющило. На мгновение Циону показалось, что камера ужалась в размерах: кресло под ним страдальчески скрипнуло, стрелки приборов забились как сумасшедшие.

Путешественники подверглись страшному давлению. Цион почувствовал тупое нытье в затылке и многотонную тяжесть в позвоночнике.

«Еще немного и от меня останется плевок» – подумал он, слушая, как Василий чертыхается. От перегрузок у него оплыло лицо и глаза, казалось, вот-вот выпадут в стакан.

Полегчало им как-то сразу. Едва не раздавившее друзей непомерное бремя веков внезапно сменилось приятной расслабляющей невесомостью. Путешественники взмыли к потолку и повисли там, в неприглядных позах; Василий не пристегнул ремни безопасности, а Заярконский, последовав его примеру, расплачивался за чужое легкомыслие.

Вскоре дрожание аппарата прекратилось, и молодые люди с медным звоном повалились на пол.

«Говорил же инструктор, надо пристегнуть ремни» – недовольно буркнул Цион, потирая ушибленное колено и осматривая вмятины на громоздких доспехах. Они успели влезть в них в проходной института Времени. Согласно технике безопасности, отправляясь в Прошлое, пассажир обязан был облачиться в костюм выбранной им эпохи.

«Помятый зад облагораживает вашу фигуру, сэр!» – сказал Василий, придирчиво оценивая урон, нанесенный другу неудачным падением. Цион открыл люк машины и в кабину вместе с порывом свежего воздуха ворвался мощный рокот многотысячной толпы. Заярконский вздрогнул и подался назад, вспомнив слова инструктора о враждебном приеме со стороны аборигенов.