Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

«Прочь с дороги!» – презрительно сказал Василий и, оттеснив друга в сторону, смело вышел из кабины.

Стоял ясный безоблачный день. Вдали у самого горизонта, ярким зеленым пятном горел весенний бор. Ласковое солнце на Востоке давно уже занялось, и серебристые лучи его отражались в бурных водах реки, огибающей древние стены величественного монастыря или замка, одиноко возвышающегося у подножия каменистых гор.

Заснеженные вершины кряжистых великанов ослепительно сверкали под искристыми лучами припекающего солнца.

На сторожевой башне замка, а может быть пограничной крепости, развевалось желтое знамя с изображением геральдической лилии. Неподалеку от Колесницы (так Василий окрестил институтскую машину), вокруг амфитеатра разбитого на гигантском валу, суетились в ложах одетые в пестрые одежды женщины, большеголовые карлики с продолговатыми лицами идиотов, несущие за своими повелительницами прозрачные длинные шлейфы и мужчины в строгих выходных костюмах из меди, стали и серебра. Носить на себе эти килограммы было сущим адом: они натирали тело, неприятно дребезжали и непривычно сковывали члены при ходьбе или верховой езде, когда помимо всего прочего надо было удержаться в седле и не свалиться в лужу на глазах у прекрасной половины Англии. Человек, заключенный в эту душную металлическую тюрьму, чувствовал себя роботом. Под стать роботу двигался – рывками, с заметным напряжением, словно набили его изнутри камнями. Под стать роботу думал, тяжело и со скрипом манипулируя извилинами неповоротливого и раздавленного пудовым шлемом мозга. Позже в своей известной доктрине «Интеллект и рыцарство» академик Ашкенази (бывший тесть де Хаимова) вывел из этого некую закономерность, а резюме открытого им закона втиснул в емкую и остроумную формулу. «Как двигаешься – так и мыслишь» и хотя это напоминало древнюю как мир максиму «Как работаешь – так и ешь» умозаключение бывшего академика имело шумный успех среди исследователей эпохи рыцарства, широко использовавших в своих трудах практические выводы знаменитого ученого.

Зачарованный созерцанием сверкающих дамских нарядов, Василий воспрял духом, предлагая приятелю полюбоваться красивыми женщинами.

– Смотри сколько их! – восторженно произнес он, – а как ходят… как на подиуме, ни одного лишнего движения…

– Вижу! – уныло сказал Цион, с тревогой оглядывая ликующую толпу сюзеренов и жеманных дам с причудливыми головными уборами.

– Кажется, мы попали на рыцарский турнир, – сказал он Васе, таким тоном, будто его мучила изжога

– Я знал, что нам повезет! – воскликнул де Хаимов и глаза его полыхнули огнем. Василий обожал рискованные авантюры, но Цион не разделял его восторженности. Человек мягкий и не склонный к агрессии он сторонился сомнительных сборищ связанных с насилием.

После нежданного дедушкиного визита Елизавета чувствовала себя, словно увязшей в нескончаемом ночном кошмаре. Она боялась возвращения деда, тревожилась за судьбу детей и мужа, которых он не знал при жизни (ей было пятнадцать, когда он умер) и ей казалось то, что он не знал их, приведет к несчастью.

К старости дедушка превратился во вспыльчивого неуравновешенного типа, беспричинно и постоянно злившегося на людей. Однажды он избил соседа по лестничной клетке только за то, что тот не поздоровался с ним. Она не помнила подробностей той безобразной драки, кроме того, что бедному соседу зашивали рассеченную бровь. «Дело о рукоприкладстве» благополучно замяли потом дедушкины друзья: он был героем войны, его часто приглашали на юбилейные встречи и выносить мусор из избы, армейская элита не считала нужным.

«Может быть, дед хотел предупредить меня о чем-то?» – мучительно соображала Лиза, пытаясь разгадать смысл его странного появления. Она слышала о том, что иногда людям являются покойники, чтобы уберечь их от грозящей опасности. Случившееся с ней было столь необъяснимым, что в какое-то мгновение она подумала: «Уж не снится ли мне вся эта чертовщина?» Ей хотелось поскорее пробудиться от недоброго затянувшегося сна и разобраться в своей личной жизни, которая пошла, как ей казалось, по нежелательному руслу.

Погода на улице стояла чудесная. Поостывшее за зиму солнце было непривычно теплым. После долгих холодов вступила в свои права весна; все вокруг ожило и затрепетало, радуя людей желанным обновлением. В другое время она убедила бы мужа поехать в лес – по грибы, но теперь ее не задевало многоцветье бушующих красок природы и она думала только о дедушке и его непонятном поведении.

От Кадишмана Елизавета ушла с некоторым облегчением. О загадочном визите покойника уже известно в полиции и ей, в сущности, нечего бояться: лейтенант обещал охрану для детей. «А все-таки, какой он злой человек этот коп, все нервы вымотал, пока спрашивал про деда»

Она знала, что детей из детского сада приведет домой тетя Ася, пожилая репатриа́нтка, прибывшая недавно из Киева; делать ей до вечера было нечего, и она решила заняться личной жизнью. Уже неделя, как ее отношения с мужем совсем разладились, и надо было принимать меры, чтобы помириться. Лиза чувствовала себя виноватой перед Гаври и не знала, как вернуть его расположение.

Ему не нравилась его работа, он не ладил с начальством и раздражался по мелочам. Елизавета ничем не могла помочь мужу, а только утомляла его неуместными упреками и злилась, что они перестали выезжать по субботам к ее родителям. В последние дни он ходил мрачнее тучи, не приносил ей цветы, как раньше и только вчера, после дедушкиного появления им удалось поговорить, да и то, потому что она вся в слезах, поведала ему о своих страхах.

Вначале он отнесся к этой истории с шуткой, полагая, что налицо результаты ее увлечения мистикой, но после посещения кладбища, которое он сам и затеял, был, кажется, напуган не меньше ее.

Она позвонила Гаври на работу и предложила встретиться на улице Ше́нкин. Благодаря дедушке появилась возможность пригласить мужа на свидание. «Боже, как глупо звучит – пригласить на свидание. А может у него есть кто? Он так осунулся в последнее время. Не может человек так переживать из-за работы».

Как все тель-авивцы она любила эту улицу, рядом с городским рынком, за ее шумную суету и уютные кафетерии, в которых можно подолгу сидеть, не привлекая внимания и наслаждаясь уединением.

Супруги встретились в шесть. Елизавета выбрала угловой столик с чудным видом на скверик засаженный цветами и попросила официанта подать апельсиновый сок, как только к ней подсядет муж.

Гаври, высокий брюнет с тонкими чертами лица, привычно поцеловал жену, и устало опустился на стул.

– Опять выяснял отношения с начальством? – робко спросила Елизавета, пытаясь завязать разговор.