Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

– Знаешь что, – предложил однажды Цион, потирая правую коленку, которое ушиб накануне, поскользнувшись во время утренней пробежки, – я отнюдь не оспариваю твое амплуа, как генератора гениальных идей, но у меня вот тоже возникла дельная мысль и мне, пожалуй, понадобиться компаньон, возможно, в твоем лице.

– Я весь к твоим услугам, – с готовностью отозвался Вася.

Человек без комплексов, он был далек от отчаяния, разорившись в одночасье, и именно такой партнер – неунывающий и ярый нужен был Заярконскому.

– Иного я от тебя не ожидал, – одобрительно сказал Цион, – но, прежде чем мы приступим к реализации нашего проекта, неплохо бы слегка расслабиться…

– Я и сам думал о том, чтобы махнуть на юг, – согласился Василий, – но будучи в стесненных обстоятельствах…

– Об этом не беспокойся, – коротко ответил Цион, – я облюбовал маршрут по историческим местам. Не дорогой, но со вкусом…

– Куда же мы едем? – поинтересовался Василий, заинтригованный таинственным предложением Циона.

– На твой выбор – в гости к Петру Великому, или на блины к Плантагенетам…

– К какому еще Петру? – удивился Вася, перебирая в уме всех знакомых на букву «П». Единственное слово, начинавшееся с этой буквы, которое приходило ему теперь в голову, было непристойным. До сих пор

по-настоящему великим человеком он считал себя и теперь весь терялся в догадках.

– К Петру первому, – небрежно бросил Цион, – или к Ричарду Львиное сердце…

– К чему эти глупые шутки? – сделал недовольную гримасу Вася.

Напористый и энергичный он заметно потускнел в последнее время.

– Речь идет об экспериментальном бюро при Институте Времени, – продолжал Цион, – они делают пробные вылазки на Места и подыскивают для этой цели добровольцев.

– Что ж, если это опасно я готов! – мгновенно отозвался Вася.

– Это один из маршрутов, который надо наездить, а там дело будет поставлено на коммерческие рельсы…

– У бедного еврея появилась идея? – сардонически сказал Василий

– Если покажем себя с лучшей стороны нам, может статься, перепадет кое-что на десерт…

– Например?

– Например, можно устроиться проводниками на один из предполагаемых рейсов, зарплата – десять тысяч шекелей в месяц!

– Вы что не слышите меня, мадам, я повторяю вопрос, – дедушка приходил к вам еще или нет?

– Нет, больше я дедушки не видела, – Елизавета горестно вздохнула, будто сожалея о том, что дед так быстро забыл дорогу к ее дому, – в этот же день я срочно позвонила Гаври и рассказала ему обо всем.

Я думала, этот странный визит помирит нас: с утра он ушел такой расстроенный, а я еще накричала на него…

– Мадам, мы топчемся на одном месте уже много времени.

– Неправда, я у вас не более часа, – напомнила Елизавета.

– Тем более, – сказал Кадишман, – пора делать выводы.

– Делайте на здоровье, это ваша работа.

Ее стало злить упорное нежелание инспектора понять, что с нею происходит. «Сухарь недоверчивый, наверное, его жена не любит»

– Значит, дедушка у вас больше не появлялся?

– Вы уже спрашивали об этом, не надо повторяться.

– Хорошо, госпожа, будем считать, что у вас была галлюцинация на почве частых ссор с супругом…

– Мы не так уж часто ссоримся.

– Но вы только что сказали, что ссоритесь и довольно часто…

– А вам какое дело?

– Мне действительно нет до этого дела, я просто рад за вас, мадам.

– Зря радуетесь, господин инспектор, когда я рассказала Гаври про деда, он сказал, что «Этого не может быть»

– Вот видите, ваш супруг держится того же мнения что и я. Вас это не настораживает?

– Вы хотите сказать, что я сумасшедшая?

– Я этого не говорил.

– Гаври тоже этого не говорил, но потом сказал, что дедушка, наверняка, был недоволен нашей размолвкой и дух его пытался воссоединить наши сердца.

Лейтенант пожалел, что дал ей возможность развивать эту благодатную тему – «Очередная психопатка» – подумал он, решительно настраиваясь завершить затянувшийся разговор.

– Что вам от меня нужно, мадам? – сказал он, стараясь придать голосу официальный тон, – вашей жизни никто не угрожает, дедушка ушел с миром и вы, наконец, помирились с мужем…

– Да, мы помирились с Гаври, – задумчиво сказала Елизавета, не замечая попыток Кадишмана закруглить беседу, – он даже предложил мне купить цветы, чтобы положить на дедушкину могилу.

Женщина всхлипнула и лейтенант, которому надоела вся эта бессвязная болтовня, привычно подал ей стакан с водой.

– Мы долго искали его могилку, а когда нашли, увидели, что она вскрыта и пуста.

В кабинете повисла неловкая тишина. Кадишман почувствовал, как в животе у него что-то гулко булькнуло.

– Мадам, – хриплым голосом сказал он, – надеюсь, вы отдаете отчет своим словам?

– Разумеется, – твердо отвечала Елизавета, – я повторяю: в могиле не оказалось останков моего деда…

– У вас есть свидетели? – голос Кадишмана выражал крайнее недоверие.

– Сторож кладбища может подтвердить мои слова и муж мой тоже.

– А вы уверены, что это была могила вашего деда?

– Ты настоящий друг, Ципа, – восторженно сказал Василий, – ознакомившись с проектом Заярконского.

– Чего уж там, – смутился Цион.

– Скажи, – поинтересовался Вася, – а путевка эта чего-то стоит?

– Мне сделали скидку, – заверил Цион, – я отвечаю у них за компьютерную часть и они обязаны мне…

– А ты не разыгрываешь меня, Ципа, как-то все это странно, да и в газетах об этом не пишут.

Василий и сам был большой мастер разыгрывать друзей и на всякий случай всегда держался начеку.

– Не пишут, потому что поднимется хай на всю планету, а проект еще на стадии эксперимента…

– Мда… – недоверчиво хмыкнул Вася.

– Да не разыгрываю я тебя Вася. Тебе лишь следует знать, что разработки эти тайные, но мне сделали исключение, потому что я полезен им в организации технической части.

– Ну что ж, давай попробуем.

– Кстати, через час нам надо быть в Институте, – засуетился Цион.

Он был рад, что сумел угодить приятелю. В глазах де Хаимова впервые после утомительной разводной эпопеи затеплилась надежда.

– Едем к Плантагенетам, – решительно сказал он, – в России теперь холодно, а у меня прохудилось пальто. Насколько мне известно, ты и сам испытываешь симпатию к эпохе рыцарства. Я читал твою статью о Гийоме Акветанском…

– Это был поэт, воспевающий культ рыцарства, – сказал Цион; лицо его приняло мечтательное выражение, и он c чувством продекламировал: