Лиз Лоусон - Счастливчики

– Но они продолжали приходить?

Мэй кусает нижнюю губу.

– Да. Продолжали. И продолжали. И твоя мама ни разу его не остановила.

– Думаешь, она знала? – скептически переспрашиваю я. Ничего не могу с собой поделать.

Не может быть, чтобы моя мать знала об этой жути и не попыталась его остановить. У меня могут быть серьезные личные проблемы с ней, но стоит признать: она действительно хороша в своем деле.

Мэй смотрит на меня так, будто я идиот.

– Почему нет? Он ее гребаный клиент.

Поверить не могу, что защищаю свою мать, но вот же.

– Да, но вряд ли она в курсе всего, что он делает. Если я что-то и знаю о своей матери, так это то, что она досконально следует букве закона.

У Мэй такое лицо, что мне становится не по себе. Она поджимает губы.

– Думаешь, это имеет гребаное значение, Зак? – Мэй буквально рычит мое имя. – Она должна была знать. Она должна была что-то сделать. Должна была выполнить свою работу. Защитить меня. Кто-то должен был защитить меня. – Ее голос становился все громче и громче, на последнем слове разлетается на миллион кусочков, и Мэй начинает рыдать. – Ты читал последнее?

Я киваю.

– Я никогда не читала их до сегодняшнего вечера. Даже не открывала. Но прошлой ночью, когда я увидела последнее, про Джордана, я просто… мне нужно знать. О чем он говорит? Он действительно что-то знает о моем брате? Джордан что-то ему сказал? – Она молчит, прерывисто дышит. – Слушай, ты не поймешь. На выходных, перед тем как мой брат умер… Я повела себя по-скотски. Совершенно. Он, вероятно, меня ненавидел. А потом он умер. Мы так и не помирились. Если Дэвид, – она задыхается на его имени, – знает что-нибудь – что угодно – о том, что думал Джордан перед смертью… если это было что-то обо мне… я должна знать. – Мэй так сжимает кулаки, что пальцы белеют.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полными скорби, и я понимаю, что собираюсь ей помочь, как бы ни была плоха эта затея.

– Зак, почему он оставил меня в живых?

Я глубоко вздыхаю, чувствуя, что это один из тех моментов, которые я запомню навсегда, один из тех моментов, которые останутся в моем мозгу, которые разделят мою жизнь на до и после. И тогда я спрашиваю:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

На следующее утро после того, как я позвонила Заку, мы сидим в машине и едем в последнее место, куда я когда-либо собралась бы: в долбаную тюрьму «Башни-близнецы» в центре Лос-Анджелеса. Неужели это происходит в моей жизни? Тут явно что-то очень неправильно.

Внутренности сплелись в напряженный узел: живот словно пытается вырваться из тела и убежать по автостраде домой.

После того как прошлой ночью мы с Заком договорились поехать, я загуглила информацию о тюрьме. Она имеет честь входить в десятку худших в Соединенных Штатах. Все мои знания о местах заключения родом из «Оранжевый – хит сезона» [11] « Оранжевый – хит сезона » ( англ . «Orange is the new black») – американский сериал, действие которого разворачивается в женской тюрьме. , и я уверена, что место, куда мы направляемся, совсем не похоже на сериальную тюрьму.

Было на удивление легко договориться о встрече. Даже страшно. Видимо, пока вы в чьем-то списке одобренных посетителей, им все равно, кто вы. Впрочем, раз в двух тюрьмах сидят одиннадцать тысяч заключенных, не стоит удивляться, что это так просто.

С каждой милей узел в моем животе становится больше. Скоро он поглотит все мое тело и останется лишь пульсирующая беспокойная масса. От Люси с той ссоры в пятницу вечером – ни слова. Это самый длинный период, когда мы не разговариваем. Но я не могу сейчас об этом думать – если начну, то просто расклеюсь. Я не могу представить свою жизнь без нее.

– Что? – Зак смотрит на меня, подняв брови, и я понимаю, что только что произнесла имя Люси вслух, как дурочка. Краснею и качаю головой.

– Ничего. Извини, просто волнуюсь. – Я не рассказала ему о нашей ссоре.

– Все нормально. – Он колеблется, затем берет меня за руку. Требуется вся моя сила воли, чтобы не вырвать ее обратно. Зак помогает мне, он мне нравится. Я хочу быть нормальной, быть девочкой, что находится в машине с мальчиком, который ее любит, и ехать в нормальное место.

Это все, чего я хочу.

Но, как никто другой, знаю: мы не всегда получаем, что хотим.

Или даже то, в чем нуждаемся.

– Итак, каков план? – Зак изо всех сил старается быть бодрым, и это забавно, учитывая ситуацию. – Когда мы доберемся… я пойду с тобой? Это разрешается? – Он молчит. – Слушай, я не пытаюсь вести себя как твоя мама и все такое, но не думаю, что тебе стоит идти туда одной.

В глубине души я фыркаю и думаю: если бы ты был похож на мою маму, то даже не сидел бы в этой машине, – но я слишком на взводе, чтобы сказать это вслух. Вместо этого отвечаю:

– Ты видел его письмо. Я должна идти одна. При свидетелях он говорить не станет, – голос звучит механически. У Зака напряженное лицо, сморщенный лоб. Я напоминаю себе, что только из-за меня он влез в этот кавардак, и мне стоит быть к нему добрее, даже если мой режим по умолчанию – Зло. – Слушай, я ценю, что ты пошел со мной. Пытаешься защитить меня и все такое… – Замолкаю. Испускаю судорожное дыхание. Не хватает сил продолжить. За окном пролетает пейзаж, пальмы вдоль автострады проносятся мимо зеленой полосой.

Мы приближаемся.

Я впиваюсь ногтями в ладони, и боль помогает мне собраться. Мне нужно это сделать. Я в долгу перед Джорданом. Мне нужно услышать его последние слова, даже если они слетят с уст монстра, который его убил.

Зак молчит за рулем.

– Со мной все будет хорошо, – бормочу я. Расправляю плечи, как делала это много раз, и пытаюсь заставить себя поверить в собственную чушь.

Зак сжимает губы и явно хочет сказать больше, но кивает.

– Ладно. Я здесь, если понадоблюсь.

Я киваю в ответ.

Всю оставшуюся дорогу мы молчим.

Минут через двадцать мы подъезжаем к комплексу.

Он состоит из двух тюрем в центре Лос-Анджелеса: Мужская Центральная и Башни-близнецы, где находится Дэвид. Снаружи башни выглядят невзрачно. Они не кажутся достойными ни своих имен, ни того, что внутри них. Просто пара приземистых, некрасивых серых зданий. Самое поразительное – отсутствие окон. Вы никогда не догадаетесь, что внутри лабиринт коридоров, тысячи заключенных и ужасные условия жизни. Никогда не догадаетесь, что внутри убийца моего брата. Несмотря на то что я получала конверты с почтовым штемпелем этого комплекса почти год, до той ночи я никогда не думала о нем как о реальном месте. Понятия не имела, что здесь.

Найдя место для парковки, мы минуту сидим в машине, тихо и неподвижно.

Зак пытается поймать мой взгляд, но я не могу заставить себя посмотреть на него. С тех пор как мы съехали с автострады, я снова и снова дергала кутикулу большого пальца, и та начала кровоточить. Мои руки – это царапины и рваная кожа.