Лиз Лоусон - Счастливчики

После ужина Зак тащит меня в гостиную. Судя по виду, он готов расплакаться.

– Мне так жаль. Я не знаю, что на меня нашло. Не знаю, почему я сказал о Картере. Что со мной не так? Она спросила, и… я не знаю. Я не знаю, что случилось. Мне очень жаль.

Я качаю головой и закрываю глаза, прячась от его лица, его слов, света гостиной. Через мгновение я их открываю. Я слишком устала, чтобы расстраиваться. Слишком устала, чтобы прямо сейчас с чем-то разбираться.

– Все нормально. – Слабо пожимаю плечами. – Это должно было случиться.

Так и есть. Когда я согласилась приехать сюда, я запустила цепь событий. Зак не заставлял меня приходить. Я сама согласилась.

– Я просто хочу домой.

– Я отвезу тебя, – говорит он.

Киваю в знак благодарности.

– Можно мне заскочить в ванную? – Все, что мне хочется, это покинуть этот дом и никогда не возвращаться, но я выпила около галлона воды за ужином и теперь боюсь обмочиться.

– Конечно. Я буду здесь.

Выхожу из ванной и слышу из кухни приглушенные голоса. Мишель Теллер и ее муж. Она кажется измученной. Задерживаюсь на секунду в коридоре из чистого болезненного любопытства. О чем эта женщина, о которой я думала каждый день в течение нескольких месяцев, разговаривает со своим мужем наедине?

– Как ты мог не знать? – Она говорит тихо, но слова совершенно ясны.

– Как я мог не знать? – недоверчиво переспрашивает папа Зака. – Он твой клиент! Твое дело. Разве ты не должна помнить лица всех жертв?

– Да, Джей. Я помню лица всех жертв … Они приходят ко мне во сне. Когда я закрываю глаза, они все там. – Миссис Теллер молчит. – Но эта девушка выжила. И на то имелась причина, о которой, возможно, она сама не знает.

Мой живот скручивается.

Повисает тишина, а затем отец Зака растерянно уточняет:

– Ты о чем? Это первый друг, который появился у Зака за весь год. Понимаю, ситуация неловкая, но ты же по работе общаешься со стороной обвинения, так что…

– Ничего, – перебивает она. – Мне не следовало этого говорить. Ты в курсе, я не могу обсуждать с тобой дело.

– Боже, Мишель. Ты сама подняла эту тему!

Позади меня шорох, и я оборачиваюсь. Гвен стоит у края гостиной. Кажется, она даже не замечает меня, только сердитые голоса своих родителей.

Выражение ее лица – словно удар в живот: грустные глаза, опущенные уголки рта, сведенные вместе брови – все это выглядит таким знакомым, очень похожим на то, что я вижу в зеркале.

Когда Зак высаживает меня у моего дома, внутри темно, а почта все еще в ящике. Я хочу пройти мимо, но не могу.

Я нахожу его именно там, где и ожидала, под кучей каталогов и парой счетов: еще один толстый конверт из окружной тюрьмы.

Слова мамы Зака звучат в моей голове: были причины, почему она выжила.

Причины.

Мне нужно знать, что он хочет сказать.

Я разрываю конверт.

Дорогая Мэй,

Твое молчание непонятно. Я надеюсь, ты получаешь мои письма. Ты не могла бы меня навестить? Это все, чего я хочу. Услышать твой голос. Увидеть твое лицо. Здесь так одиноко, и единственное, что меня поддерживает, – это надежда встретить тебя снова.

В последний раз я видел тебя в тот день, когда открыл дверь кладовой, но ты даже не взглянула на меня. Тогда мне пришлось уйти, потому что они шли за мной. Я так и не произнес то, что хотел тебе сказать.

Я наблюдал за тобой во время занятий. Математика, английский… ты всегда была такой милой. Ты единственная на самом деле меня слушала. Помнишь, как однажды мне пришлось просить ручку, потому что я забыл свою, и только у тебя хватило порядочности мне помочь? Все остальные лгали и говорили, мол, у них нет лишних, или притворялись, будто не слышат. Словно меня вовсе нет. Но ты знала, что я есть. Ты всегда знала.

Ты видела меня, Мэй. Говорила со мной и знала, что я личность, даже когда все остальные пытались сделать вид, будто это не так.

Мы лучше, чем все они, Мэй. Они живут жалкой поверхностной жизнью, радуются своему невежеству, но мы не такие.

Я знаю, ты убежала бы со мной, если бы могла.

Я полностью понимаю, почему ты не можешь, особенно после нашего разговора на той вечеринке в доме Адама.

Ты была такой одинокой. Той ночью, когда мы сидели на улице и разговаривали. Такой одинокой. Я понял тебя – я тоже всегда был одинок. Знай, я здесь, рядом, Мэй, несмотря ни на что. Не то что Майлз. Этот парень никогда не видел тебя так, как я тебя вижу. Я знаю, что ты хочешь и что тебе нужно. Мне жаль, что он все еще там, рядом с тобой все время. Он этого не заслуживает.

Послушай, Мэй. Прошел почти год с тех пор, как я начал тебе писать, но так и не получил никакого ответа. Ты должна ответить. Я знаю, ты думаешь обо мне все время, как и я думаю о тебе. Я должен сказать тебе кое-что важное. Если ты прочитала мои последние несколько писем, то уже знаешь это. Если нет, то почему? Почему ты игнорируешь меня, когда мы оба знаем, как много значим друг для друга? И раз уж я понятия не имею, как еще заставить тебя прийти, то скажу, что мне нужно рассказать тебе о Джордане и о том дне. Этого хватит пробудить твое любопытство? Я знаю, это место отвратительно и недостойно тебя, но я здесь.

Надеюсь, ты придешь. Скучаю по нашим встречам. Ты в моем списке одобренных посетителей; все, что тебе нужно, это просто приехать.

Навеки твой,

Несколько часов спустя я все еще лежу, свернувшись в клубок на кровати и кутаясь в одеяло. Это не помогает, все равно холодно. В доме темно и тихо, как всегда.

Я одна.

Все письма выужены из своих укрытий, конверты вскрыты, страницы прочитаны, и теперь я лежу в ловушке на кровати, в окружении выдранных из блокнота листов со словами, что никогда не смогу выжечь из своего мозга. Хотела бы я покопаться в голове, вытащить их, а потом залить все отбеливателем.

Они будут преследовать меня до конца моей жизни.

Раньше я всеми силами избегала Дэвида Эклса. Как и все мы. На втором курсе он написал стихотворение о Колумбайне [10] Старшая школа «Колумбайн» ( англ . Columbine High School) – место, где в 1999 году произошло массовое убийство, совершенное двумя учениками старших классов. для урока английского, да такое, что в итоге его отстранили от учебы. Все знали, что Дэвид странный – даже страшный. Затем, в начале третьего курса, преподаватель истории, мистер Тейлор, попросил меня поднатаскать Дэвида. У меня особо не было выбора – не было уважительной причины отказаться. И вроде бы поначалу ничего не предвещало беды; меня поразило, сколько он знал о сражениях Второй мировой войны, о том, какое оружие использовалось, когда и где. Хотя Дэвид ужасно писал работы.

Месяц спустя он второй раз позвал меня на свидание, и конечно, я сказала «нет», потому что встречалась с Майлзом и потому что Дэвид был Дэвидом , и после этого он стал вести себя странно. Очень странно. Появлялся там, где его не должно было быть. Наконец я сказала мистеру Тейлору, что больше не могу помогать Дэвиду.