Лиз Лоусон - Счастливчики

Он кривится.

– Ты плохо знаешь мою маму… Она всегда чует ложь.

Издаю смешок.

– А твоя мама плохо знает меня. Как думаешь, почему Роуз-Брэйди выгнала меня в прошлом году? После того как меня вытащили из той кладовки, я дала себе слово, что никогда больше не позволю людям запугивать меня или загонять в угол. – Я вытираю глаза и цепляю на лицо лучшую стервозную маску. – У меня все в порядке. Идем. – Встаю и протягиваю ему руку.

Когда мы возвращаемся на кухню, Мишель Теллер там.

Мишель Теллер.

Здесь.

Прямо передо мной.

Мне хочется плакать.

Она стоит на кухне, напряженно разговаривая с отцом Зака. Я с удивлением понимаю, что никогда не видела ее лично. Она выглядит иначе, чем на фотографиях. Меньше.

Не столько помощник антихриста, сколько нормальная, уставшая, перегруженная мать. Как-то странно.

Она приветствует меня слабой улыбкой, как будто я просто еще одна подруга Зака. Как будто я личность. Как будто мне не хочется взорваться и разлететься по всему ее кухонному полу. Выдавливаю приветствие. «Приятно познакомиться».

Приятно познакомиться, Мишель Теллер.

Самая большая ложь, которую я когда-либо говорила.

– Ну что, все к столу! – радостно провозглашает папа Зака, как будто мы одна большая счастливая семья. Кажется, он не замечает, что его жена выглядит измотанной. Что его сын выглядит так, будто хочет кричать.

Даже не представляю, как я выгляжу.

Мы все садимся за стол. Мишель Теллер во главе, ее муж на другом конце. Зак занимает стул между мной и мамой, словно живой щит. Когда мы рассаживаемся, наступает неловкая пауза, момент тишины, который вонзается мне в грудь и скручивает живот в узел, а затем Зак хватает миску и передает ее мне. Беру, благодарю едва слышным шепотом, передаю мистеру Теллеру, он тоже накладывает себе еду. Завязывается легкий разговор. Утыкаюсь в тарелку и заставляю себя жевать. Еда, кстати, вполне приличная.

Мне бы, наверное, понравилось, если б меня так не мутило.

Время идет. Они болтают о… разном. Следить за разговором не получается, сердце слишком грохочет в ушах. Смотрю в тарелку со своей лучшей фальшивой улыбкой, которая, как я надеюсь, говорит: «Я просто случайная одноклассница твоего сына, и больше ничего».

Но, как и моя удача, невидимость заканчивается. Успеваю проглотить всего пару кусочков, когда слышу:

– Так как вы с Заком познакомились?

У меня перехватывает дыхание. Я поднимаю взгляд от своей тарелки. Миссис Теллер выжидающе смотрит на меня, как родитель, что задает другу своего ребенка нормальный вопрос. Я не знаю, могу ли это сделать – вести обычный, нормальный разговор с этой женщиной. Она связана с Дэвидом таким образом, который я не в состоянии до конца сформулировать, – она дышала тем же воздухом, что и он, сидела с ним в одном помещении, смотрела ему в глаза.

Между ее вопросом и моим ответом простирается тишина, мучительная тишина, которая начинает разъедать мне кожу и грызть кости.

Зак вмешивается, пытаясь отвлечь ее внимание от меня.

– Мы знакомы по школе, мама.

– Ах. – Она вроде как удивляется. Еще немного ест, а затем снова поворачивается ко мне. – Просто… ты выглядишь так знакомо. Я думала, что знаю всех друзей Зака. Мы раньше не встречались?

Я качаю головой. Кажется, мой голос отключился, и я временно онемела.

– Она новенькая, мама, – снова отвечает за меня Зак.

Мой живот переворачивается. Скорей бы ужин закончился, чтобы Мишель Теллер не успела узнать обо мне никаких подробностей.

– Куда ты ходила раньше? – Она наклоняет голову и впервые внимательно на меня смотрит.

– Раньше? – пискляво переспрашиваю я.

– До Куинси Адамс? В какую школу?

Только хочу сказать, что была на домашнем обучении, но меня заглушает голос Зака:

– Она ходила в Картер.

Я даже рот разеваю, потому что… черт возьми, Зак? Но когда я смотрю на него, он выглядит настолько потрясенным собственными же словами, что мне не хватает сил на него разозлиться. Этот момент был неизбежным. Сейчас мать Зака все выяснит.

Я знала это, как только она вошла в этот дом.

Что-то вспыхивает на лице Мишель Теллер, но она берет себя в руки, прежде чем я успеваю это расшифровать. Она поднимает бровь.

– Правда? Ты ходила в Картер?

Я киваю.

Она морщит лоб.

– Как ты сказала, тебя зовут?

Я сглатываю. Рука Зака находит мою под столом.

– Мэй. – Мое имя застревает у меня в горле.

– Мэй? – Она поджимает губы. – Не очень распространенное имя.

Я пожимаю плечами. Ужас глыбой оседает в моем животе.

– Как твоя фамилия, Мэй? – прищуривается она.

– Мама, – снова вмешивается Зак. – Отвянь.

Она обрывает его взглядом.

– Макгинти, – я давлюсь этим словом.

– Макгинти? – Она смотрит на Зака за подтверждением. Он смертельно бледен. – Она сказала Макгинти?

Он кивает.

Гвен и мистер Теллер молчат. Весь стол перестает есть. Все смотрят на Мишель Теллер и меня, как будто ждут взрыва.

– Как у Джордана Макгинти? Его сестра-близнец? – переспрашивает она задушенным голосом.

Когда я это слышу, то впервые с начала обеда оживаю. Кем эта леди себя считает, что разбрасывается его именем?

– Да. Джордан был моим братом, – мой голос дрожит, что меня бесит. Я заставляю себя встретиться с ней взглядом.

– Я очень сожалею о твоей потере, Мэй. – Ее слова звучат холодно, но взгляд, который она бросает на меня, противоречит ее тону. Миссис Теллер выглядит опустошенной. До странного взволнованной. Как будто она не знает, как справиться с этой ситуацией.

Что ж, хорошо, я тоже не знаю.

Она поворачивается к отцу Зака:

– Ты знал?

– Нет. Я понятия не имел.

Ярость все сильнее кипит в моем животе. Как она смеет вести себя так, будто мне в ее доме не рады? Да ей следует броситься к моим ногам, умолять простить ее за то, что она защищает тот кусок дерьма, который убил моего брата.

Адвокатесса вздыхает и говорит мне:

– Мне жаль. Правда. Это необычная ситуация, если не сказать больше. Вот бы меня кто-то предупредил заранее…

– Я как-то не подумал, что ты решишь вернуться домой , – бормочет Зак.

Она смотрит на него, а затем поворачивается ко мне. Скалится зубастой крокодильей улыбкой.

– Нам просто придется старательно не замечать слона в комнате, и тогда все будет в порядке, с юридической точки зрения.

Я с силой вонзаю ногти в ладонь.

– Отлично. Меня устраивает.

Последнее, что мне хочется, это что-либо с ней обсуждать.

После этого обед превращается в одну большую неловкость, даже хуже, чем прежде. Я отступаю в свою собственную голову, мир размыт, слова вокруг приглушены тревогой, пронизывающей мое тело. Папа Зака пытается поддерживать беседу, отпускает шутки, пытаясь хоть как-то смягчить одну из самых паршивых ситуаций в мировой истории. Боль в моем животе становится невозможной, поэтому я глотаю стакан за стаканом воду, просто чтобы чем-то заняться.