Ричард Брук - Пармские фиалки. Посвящается Жану Марэ

«Хороший рисуночек» , или «Интересно… напоминает Пикассо» – вот и все.

А Лондон… Лондон молчал. Именно это и было – отчасти – причиной творческого застоя, выматывало нервы, выводило из себя, подталкивало снова запить или вернуться к кокаину…

Эрнест хорошо знал свою импульсивную натуру, способную мгновенно переходить от неистового возбуждения к полной апатии, из экстатического вдохновенного разгула нырять на самое дно черной пропасти депрессии, от гедонистических пиршеств плоти – к аскетическому самоистязанию… Это было мучительно, но неисправимо.

Терапия Шаффхаузена, долгая и скрупулезная возня с душевными травмами, вкупе с правильно подобранными препаратами, помогла, научила анархиста жить среди нормальных людей и даже довольно правдоподобно изображать социальную адекватность и благонадежность, когда ситуация того требовала… но оба – и врач, и пациент – знали, что по сути Эрнест Верней не изменился, лишь стал более осознанным и устойчивым к внешнему давлению. И… более разборчивым в способах подрыва телесного здоровья: алкоголь и никотин остались друзьями и спутниками месье Вернея, но наркотики были изгнаны вон. По крайней мере, вот уже несколько лет ему удавалось держаться, даже в богемном Лондоне, где, кажется, не кололись и не нюхали только голуби и бродячие кошки – да и то Эрнест за них бы не поручился.

– Вам нужен спутник жизни, Эрнест. Нужны постоянные, стабильные, теплые отношения… с женщиной. Желательно, с добрым и спокойным характером, но с хорошим сексуальным аппетитом. Вот тогда, увидев вас удовлетворенным, много и плодотворно работающим, я сочту, что выполнил все свои врачебные задачи и сам буду за вас спокоен, – сказал ему доктор прошлой осенью, во время обеда в маленьком итальянском ресторанчике в Сохо.

Это была незапланированная встреча: Шаффхаузен прилетел на конференцию, посвященную новым методам лечения шизофрении, а Эрнест случайно увидел его фотографию в газетном репортаже с открытия… Дальнейшее было дело техники, разыскать отель, где остановился именитый французский профессор-психиатр, оказалось легче легкого.

Шаффхаузен, хотя и удивился необъявленному визиту, выразил искреннюю радость от встречи с бывшим пациентом, что в свое время доставил ему массу беспокойства и неудобства – но вместе с тем и множество приятных моментов, как профессиональных, так и личных… Бездетный, состоящий в вынужденном браке и (что уж там скрывать) довольно холодный в эмоциональном плане доктор неожиданно для себя привязался неистовому художнику, и после формального завершения терапевтических отношений они стали кем-то вроде друзей… или, скорее, крестного и крестника, поскольку Шаффхаузен в прямом смысле слова помог Эрнесту заново родиться на свет, вытянул из суицидального мрака и дал билет в новую жизнь… Может, и не безумно счастливую, но уж точно не скучную и -реальную.

Стремясь показать, какой он хороший ученик, и насколько освоился в реальности, Верней и пригласил доктора на обед в тот самый ресторанчик. Беседа между ними с первых минут потекла живо, без всякой неловкости, и ни разу не споткнулась. Они не заметили, как прикончили бутылку кьянти и… попросили еще одну. На середине этой второй бутылки Шаффхаузен и пожелал для Эрнеста «стабильных отношений с хорошей и спокойной женщиной» – и тогда он рассказал доктору об Эррин, с которой познакомился пару недель назад в ночном клубе…

Шаффхаузену оказалось достаточно четверти часа, чтобы понаблюдать за ним, слушая историю нового увлечения «самой прекрасной девушкой на свете», и вынести сухой и беспристрастный вердикт:

– Я вижу, что вы захвачены чувством, Эрнест, захвачены глубоко и сильно, как всегда… и по этой причине склонен думать, что ваша оценка происходящего между вами и Эррин не совсем объективна.

– Что вы хотите сказать, доктор? – он сразу же встопорщился, оскалил зубы, готовый ринуться на защиту своей дамы, но Шаффхаузен искусно уклонился от столкновения:

– Лишь то, мой юный друг, что помню о вашем стремлении следовать принципу -«все или ничего», а еще о склонности принимать желаемое за действительное, когда речь идет об объекте, на который в данный момент направлено ваше страстное влечение… Посему – будьте осторожны, Эрнест, не теряйте головы, насколько это возможно, и ничего не делайте через силу. Вот и все, что я хочу вам сказать.

Тогда Эрнест расстроился и немного обиделся, что доктор не пожелал заочно разделить его восторги избранницей и проявил сдержанный скепсис, а при личном знакомстве с Эррин, что состоялось в том же ресторане через пару дней, принял его Йемайю 2 2 Йемайя, Йеманжа – в мифологии йоруба богиня-мать, покровительница женщин, воплощение реки Огун. Впоследствии культ Йемайи прижился и широко распространился среди чернокожего населения Латинской Америки, слившись с католической традицией почитания Богоматери. Изображается как прекрасная женщина в диадеме и с цветами в руках. Считается, что моряк, увидевший Йемайю, в этот день погибает в море. весьма холодно.

Стоило Эррин удалиться в дамскую комнату, как Шаффхаузен не упустил случая еще раз предостеречь художника от излишней восторженности и доверчивости, и даже позволил себе нарушение личных границ, немыслимое для психиатра, но допустимое для отца:

– Мисс Уэлш прекрасна, восхитительна и чувственна, Эрнест… ваш жгучий интерес к ней естественен и понятен… но, говоря о том, что вам нужны стабильные отношения, я подразумевал женщину совсем иного типа и склада. Вы уж простите меня, старика, за откровенность.

– Прощаю… – сквозь зубы ответил Верней, в тот момент клятвенно пообещавший себе, что больше никогда не позвонит и не напишет этому бесчувственному сухарю… но все же благодарность и память о «старых добрых временах» помогла мирно закончить ужин.

***

…Шаффхаузен оказался пророком: меньше чем через два месяца бурному роману пришел конец. Эррин бросила Эрнеста, как ненужную вещь, и уехала в Эдинбург с набирающей популярность музыкальной группой – предварительно закрутив роман с солистом…

Эмансипированная донельзя, впитавшая идеи радикального феминизма вместе с дымом марихуаны и парами водочных коктейлей, свято уверенная в полном интеллектуальном и нравственном женском превосходстве над самцами, она сочла необходимым перед отъездом объясниться c любовником… объясниться на свой манер.

Все было обставлено как романтическое свидание, в их особенном месте: задней комнате крохотного магазинчика эзотерики и магических безделушек со всего света, хозяйкой коего была сама Эррин. Цветные свечи, расставленные повсюду, аромалампы, источавшие чувственные, сладкие запахи тропиков, мягкие циновки, текила и дынная водка, манго, смуглое, тонкое женское тело, полностью нагое, тающее его объятиях – Эрнест чувствовал себя Гогеном на Таити… а после, когда Эррин его оседлала и выплясывала на члене свой дикий ведьминский танец, то скаля зубы, то стеная от страсти, как течная дикая кошка, он отвечал ей сильными неутомимыми толчками – но думал, что однажды она его прикончит. Отравит или перережет горло. Или задушит во время сна его собственным ремнем.