Лоретта Чейз - Обольстительница в бархате

Вот чего ему было бы жалко, так это двух недель наедине с Леони. И ее всецелого внимания…

…которое не будет всецелым, если они не урегулируют последствия инцидента в «Воксхолле».

Поэтому Лисберн заставил себя сосредоточиться на леди Альде, чье кислое лицо моментально преобразилось, как только он подошел к ней, чтобы вывести в центр зала.

— Как грустно, что приходится наблюдать окончание сезона, — сказала она, когда танец начался. — Леди Глэдис так оживила его.

— В самом деле? — спросил он. — Недавно я видел ее только мельком. — Сделал паузу. — Хотя, как и все прочие, я в курсе всего, что происходит и что говорят, благодаря «Обозрению».

— Трудно предугадать, что удивительного она скажет в следующую минуту, — заметила леди Альда. — Я знаю, кое-кому кажется, что это дерзко и недостойно настоящей леди, с такой неистовостью высказывать собственное мнение. Однако ее можно оправдать за слишком сильное желание понравиться, разве не так? Кто-то скажет, что платье ее полнит, но я на это отвечу, что, когда леди умна, она одевается в то, что ей по фигуре. Леди Глэдис стала лучше танцевать, вы не находите? Более четко держит ритм, не то что раньше, и я не сомневаюсь, что если она и дальше продолжит практиковаться с хорошими учителями танцев, то будет сгибать руки более грациозно. Правда, с мистером Кроуфордом партнерши всегда кажутся лучше. С лордом Флинтоном, как видно, тоже. Это говорит о том, насколько они хорошие танцоры, не правда ли?

Монолог звучал с перерывами, танцевальные па разводили их в стороны.

Ему на память пришло стихотворение — не Суонтона, но он любил его цитировать. Одно из юмористических произведений миссис Эбди. Как оно там? Что-то насчет подруги, и оно было полно вот таких же двусмысленных комплиментов. Наверняка Леони знает его.

Лисберн вспомнил, как она прочитала «Второго сына» на том литературном вечере. Попытался представить, как бы прозвучало это стихотворение о дружбе из ее уст.

Почувствовав на себе испытующий взгляд леди Альды, он сообразил, что она ждет от него комплимента своей грации, которая не зависит от того, кто ведет ее в танце. В другое время и в другом месте ему ничего бы не стоило, не задумываясь, сказать правильные слова. Но сейчас почему-то он не мог составить предложение, и неловкая пауза затягивалась.

— Я очень рада за вас, что дамы-патронессы предпочли оставить без внимания ту кошмарную сцену в «Воксхолле» в понедельник.

Судя по всему, она воспользовалась паузой, чтобы набрать полную грудь воздуха и выдать очередную порцию недоброжелательства.

— Все-таки это последний бал сезона в «Олмаке», — сказал он. — Не стоит прикладывать усилия, чтобы вышвырнуть нежелательных.

Леди Альда запротестовала: он никак не относился к нежелательным. Захихикала. Лисберн понимал, от него ждут флирта. Ему нравилось флиртовать. Это одно из его любимых занятий.

Но его сознание было, как чистый лист бумаги, и единственное, на что он оказался сейчас способен, — вежливо поблагодарить.

Они продолжали танцевать, замолкая на время.

— Я обратила внимание на то, что лорд Суонтон предпочел не появиться здесь, — вдруг сказала леди Альда. — Наверное, он решил отвергнуть снисходительность дам-патронесс.

— И не он один, — заметил Лисберн. — Что-то я не вижу Тикера. Он ведь тоже отметился в «Воксхолле».

— Признаюсь, я была удивлена тем, что ни у него, ни у мистера Меффата не отобрали приглашения в «Олмак».

Лисберн вскинул брови.

— После того ужаса, что в прошлом месяце устроил их приятель лорд Эддерли с французской вдовой, — объяснила она. — Или кем там она была. Должна сказать, что с ней не все чисто. — Леди Альда подняла на него глаза. — Но я забыла. Вас ведь в то время не было в Лондоне.

— Когда это случилось?

— Совсем незадолго до того, как лорд Лонгмор женился на портнихе, — сказала она. — На мисс Нуаро. Признаюсь, это стало шоком. Мы ожидали что-то в этом роде, но только с французской вдовой. Но она исчезла, а лорд Лонгмор с поразительной скоростью избавился от своего наваждения. Не могу понять, почему мне вспомнился этот эпизод. Я просто хотела сказать, что кое-кто полагал, что на друзьях лорда Эддерли тоже лежит пятно. Наверное, это нечестно. Нельзя осуждать друзей джентльмена за его поведение.

Лисберн не стал спрашивать, применимо ли это правило к женщинам. Он мог предположить, каков будет ответ. В любом случае этот разговор пробудил в нем любопытство. Ее не нужно было уговаривать, чтобы изложить подробности, касающиеся «шокирующего эпизода».

Сама история не пролила дополнительный свет на Тикера и Маффета, и все, что она рассказала, лишь продемонстрировало ее мастерское владение искусством наносить косвенные оскорбления. Но самым интересным оказался ее рассказ о таинственной француженке.

Среду, хоть она и не была самым плохим днем в истории «Модного дома Нуаро», Леони не могла отнести к своим любимым дням. Магазин почтила своим визитом только горстка клиенток, причем пришли они совсем не для того, чтобы что-то купить. Они показывали пальцами на шляпки, с усмешками оглядывали манекены, отпускали обидные замечания театральным шепотом и совершенно непозволительным образом пялились на продавщиц. К счастью, большинство девушек, так же как Селина, привыкли скрывать свои чувства. Но потом все равно плакали в рабочей комнате. Девушки переживали за свое будущее.

Четверг оказался немногим лучше. Одна из первых важных клиенток магазина миссис Шарп осталась им верна, потому что ей показалось, что она должна по-прежнему оказывать поддержку лидеру лондонской моды, по крайней мере в кругу своих знакомых. В этой группе не было сливок общества, но в нее входили несколько самых богатых лондонских семей.

Хлоя — дочь миссис Шарп — каким-то образом сумела завлечь в свои силки самого неуловимого холостяка Лондона. Так как в скором времени она должна была стать графиней, к счастью, ей нужно было пошить наряды к свадьбе. Это уже что-то в любом случае. Кроме того, старшая дочь миссис Шарп недавно вышла за принца, и платья невесты и сопровождавших ее на свадьбе стали предметом для разговоров всего Лондона. Несколько дамских журналов еще долго описывали ее наряды. И все благодаря Софи!

— Я заявила мистеру Шарпу, это будет либо «Модный дом Нуаро», либо Париж, — рассказывала миссис Шарп. — Муж выбрал Париж, как я и предполагала. Но он не понимает, что даже Викторин не сможет выполнить работу так же хорошо, как вы.

При всем своем уничижительном отношении к знаменитой модистке Парижа миссис Шарп и по отношению к «Модному дому Нуаро» была неискренней. Она приводила сюда свою дочь с утра пораньше, пока все модное общество еще почивает, и просила Леони никому не говорить о ее визитах. Вновь приобретенная аристократическая родня отсутствие денег компенсировала наличием высоких моральных требований. Однако выслушивать от них высокомерные нравоучения у миссис Шарп не было никакого желания.