Лоретта Чейз - Обольстительница в бархате

— Ты не могла бы быть точнее? — спросил он. — Я люблю, когда ты точная.

Ее сердце забилось сильнее. «Люблю». Но не «люблю тебя». Так что это просто небрежное употребление слова и означает лишь то, что она развлекает его. О чем-то в этом роде Леони догадывалась с самого начала.

Мужчины разделяют жизнь и любовь,

Для них это разные вещи.

Для женщины любовь — сама жизнь,

Только тогда она обретает смысл.

Это не для нее! Ее жизнь — насыщенная, полная дел. Та, которой она жила до того, как он появился в ней, прогуливаясь мимо.

— Кроме того, покупательницы приходят даже в такое время, которое высокородные дамы считают предрассветным часом, — решительно заявила мисс Нуаро. — Они, конечно, дамы не важные, но аккуратно оплачивают свои счета. Это так буржуазно, я понимаю, однако…

— Я придумал встать на улице под твоим окном и завыть, как пес на луну, на недосягаемую луну, — продолжал он. — Но мне не хотелось нарушать твой сон. Вдобавок люди могли начать бросать в меня башмаки или опорожнять ночные горшки на мою голову. Кроме того, я не знал, за каким из окон находится твоя спальня. Мы так туда и не добрались, смею напомнить.

Ее охватил жар. Всю ее.

— И поэтому я тихо побрел к себе домой. — Он не останавливался. — В свою постель. И стал воображать тебя в твоей постели, твое слегка порозовевшее лицо. Возможно, ты откинула простыню — ночь была теплой. А может, думала обо мне, и от этого тебя кинуло в жар. Я решил, что ты думала обо мне, так же как я думал о тебе…

Он замолчал, а Леони с удивлением увидела, как краска стала заливать его шею, потом дошла до подбородка, потом поднялась до скул.

— Дьявол его забери! Это все мой кузен, он заразный! Чего я только не наговорил!

— Вы заговорили стихами, — сказала она. — Определенного жанра. Стихами, предназначенными для дам, за которыми ухаживают.

Однако Лисберн без всяких ухаживаний уже завоевал ее, не приложив для этого вообще никаких усилий. Он покорил ее с первой встречи, когда она увидела его в Британском Институте. А потом по уши влюбилась и отдалась ему… Каким абсурдно быстрым оказался этот путь, что было удивительным для разумной девушки, прочно стоявшей на земле.

Возможно, все так случилось, потому что для нее это было чем-то непривычным.

А возможно, тут сыграли роль сэндвичи.

— Этого я и боялся, — сказал Лисберн. — И что, работает?

— Вовсе нет. — Повернувшись к нему спиной, Леони взяла в руки счет и принялась изучать его, хотя цифры и слова в нем могли бы с таким же успехом быть греческими, арабскими или китайскими.

Она услышала, как Лисберн пересек комнату, но не подняла головы. Ей это было не нужно. Леони ощутила его присутствие у себя за спиной. В воздухе повисло ожидание. Этот мужской запах… Это напряжение, сгустившееся между ними… Что бы там ни было, но он заставлял воздух вибрировать, как струны у арфы.

— Что это у тебя? — тихо спросил Саймон. — Счет от поставщика тканей?

Леони заставила себя сосредоточиться.

— Надо поговорить с ним. Объемы какие-то странные, и мне кажется, он поднял цены с прошлой недели. Девять шиллингов и шесть пенсов за люстрин?

— Сколько всего люстрина? — Голос у него зазвучал на несколько тонов ниже.

Она ощутила его дыхание на шее. Все, что Леони могла сделать, — это не задрожать. Она сглотнула.

— Пятьдесят шесть ярдов. Должно быть, Софи заказала. Она всегда…

— Пятьдесят шесть ярдов люстрина по девять и шесть за ярд. — Он проговорил это тем же самым тоном, как тогда, когда держал ее в объятиях.

— Да, — подтвердила Леони.

— Что еще?

— Это важно?

— Прочти, — приказал он.

Его голос проникал до глубин ее естества. Он не прикасался к ней, однако у нее было впечатление, что его руки — везде. Его губы — тоже.

— Девяносто восемь элей армоизина, — прочитала Леони. — По одиннадцать шиллингов и девять пенсов за эль.

— За эль, — повторил Лисберн.

— Да.

— Продолжай.

— Шестнадцать ярдов тонкого бархата по пятнадцать шиллингов три пенса за ярд.

— Ммм. — Его щека прикоснулась к ее щеке. — Не останавливайся.

— Сто двенадцать ярдов…

— Сто двенадцать ярдов? Так много? — Он поцеловал ее в чувствительное место за ухом.

Леони затрепетала.

— Не останавливайся.

— Сто двенадцать ярдов черной принсетты по двенадцать шиллингов, ноль девять за ярд.

Она продолжала дальше зачитывать счет, а Лисберн принялся целовать ее и, подбадривая, бормотать в ухо:

— Еще цифр. Добавь еще цифр.

Он целовал ее шею сбоку и одновременно положил руки на грудь. Леони продолжала читать, хотя колени у нее слабели.

Триста пятьдесят шесть ярдов зеленого персиана, двадцать семь ярдов мода и еще, и еще, хотя она с трудом видела строчки. Всему виной были его руки. Его руки были везде.

— Леони, Леони, — бормотал он. — Когда ты говоришь цифрами, то сводишь меня с ума.

Его руки скользнули ниже, и ткань зашуршала, когда он задрал ей юбки. Чтобы продолжать читать дальше, пришлось скосить глаза. Надо было остановить его, но она не хотела. Это было слишком порочно, и ей захотелось узнать, как далеко все зайдет. Она была совсем не уверена, что сможет остановить Лисберна, даже если это потребуется сделать, потому что Леони таяла в его объятиях, потому что ее завораживал его голос. Теперь он задрал ей нижние юбки. Провел руками по бедрам, наткнулся на панталончики.

— Шелк, — сказал Лисберн. — Шелковые панталончики. А ты шалунья, Леони.

— Белая тафта на подкладку по три шиллинга девять пенсов.

Он поцеловал ей шею со спины. Леони услышала какой-то звук и сразу поняла, что это. Лисберн расстегнул пуговицы у нее на платье, потом сукно прошуршало по муслину.

Он вставил руку ей между ног, и Леони застонала.

— Продолжай считать, — приказал Лисберн.

— Атлас по девять шиллингов шесть пенсов за ярд. Генуэзский бархат по двадцать семь шиллингов шесть пенсов за ярд. О!

Просунув палец в разрез на панталончиках, Лисберн принялся ласкать ее. Леони задрожала. Волна жара окатила ее, словно она плыла в бассейне, а горячая вода кружилась вокруг нее в водовороте.

— Mon Dieu! — Тихий, непроизвольный стон вырвался, когда наслаждение достигло пика.

Саймон в этот момент вошел в нее, и Леони изо всех сил вцепилась в стол. Его щека прижималась к ее щеке.

— Шалунья, противная девчонка. — Голос у него охрип, теплое дыхание касалось ее шеи. — Я скучал по тебе. Пока лежал в постели, порочные мысли одолевали меня. Мне хотелось оказаться в твоей кровати, и чтобы ты обнимала меня. Я придумал много разных интересных вещей, которые мы смогли бы сделать. Так хотелось научить тебя новому и научиться от тебя. Выведать все секреты твоей кожи и твоего рта, и… — Он на чуть-чуть вышел из нее и снова двинул бедрами вперед. — И здесь. В тебе. Я хочу оставаться в тебе.