Саша Ино - Огонь Черных лилий

— Я не приеду. Ясмин, дела. У меня дела, я занят.

Слишком уверен в отказе.

— Я высылаю машину.

— Нет!

На заднем плане фонит певучий голос. Что это? Кто? Женщина? Женский голос? И вправду.

Сжимаю кулаки, хорошо, что Винсент не видит меня сейчас.

— У тебя гости?

— Да.

Он немного нервничает.

— У тебя женщина? — я готовлюсь к длинному калейдоскопу вранья.

— Да, — неожиданно легко и спокойно признается Винсент.

Как странно!

— Кто?

— Женщина.

Иронизирует, пронзая мое сердце огненным лезвием ревности.

— Кто она тебе?

— Ясмин, — так равнодушно произносит, — Очевидно, что знакомая. Посторонних я в дом не вожу.

— Что она у тебя делает?

— Живет… — просто отвечает Винсент.

Что… Я леденею. Решил меня позлить?

Нет. Я слишком тебя хорошо знаю. Ты сейчас всерьез.

Пауза.

Закусываю губу. Я уязвлен…

— Интрижка?

— Нет.

— Ты что ее любишь?

Пауза. Он усиленно думает, чувствую, как копается в своих чувствах, выуживая нужную нить ощущений. Если не нащупал сразу, значит, мне не стоит волноваться.

— Не знаю, — наконец, отвечает он, — Возможно.

Честно…

Желчь накидывается на меня лисицей, пряча мои мысли в свой пушистый хвост.

— Удачи тебе, — шепчу я, — Увидимся завтра. Обожаю тебя.

Последние слова дались тяжело, упав в обнимку с гранулами злости во мрак комнаты.

— Прощай, — отрывисто говорит Винсент.

— Ты помнишь театр? — я удерживаю его.

— Спасибо, — неожиданно слетает с губ моего собеседника.

— Винсенте?

— Мелодия, что я слышу, она из той оперы… Опера в театре, что может быть пошлее. Но все равно, теперь я вспомнил, откуда я знаю ноты, что день за днем звучат в моей голове.

Что он несет с таким умным видом? Какие ноты?

Да, что же это с моим мальчиком?!

— Винсенте, ты ведь не забыл…

— К сожалению нет. Прощай… — отвечает он.

Его пальчики уже вдавили кнопку сброса.

Винсент! Такой холодный далекий голос такого родного для меня мальчика.

Я повторяю свой вопрос вслед за погасшим экраном галлографа:

— Ты помнишь театр, Винсенте?

Конечно, он помнит. Более сладостного унижения он никогда не испытывал, тот день стал ключевым моментом в нашем окончательном сближении.

В тот день он мне отдался не только телом, а так, как я и хотел, к чему подводил его все время, он стал моим душой. Ненадолго, но мне хватает. Хватает обрывающихся минут, когда я владею им, как бог своим творением.

Я помню театр.

Опера.

Гаснет свет.

Сотня скрипок начинает переливистый каскад сладостного многострунья, знаменуя собой начало представления.

В президентской ложе сижу я, мой Винсент и какая-то барышня, которая так просилась к нам в спутницы, что Винсент не смог ей отказать.

Меня снедает ревность. Почему он ее не прогнал? Хочу выставить ее вон, она явно нам мешает, но не делаю этого, я спокоен. Я всегда спокоен.

Музыка ласкает уши, а я прислушиваюсь к дыханию и запаху моего мальчика.

Он прекрасен.

Я не прощу, если он думает о той белокурой актриске. Она никто.

Мне хочется его унизить, унизить, чтобы он понял, кто полновластный хозяин его никчемной жизни. Моя рука опускается на его ногу, и трепетная волна смущенного страха быть застигнутым врасплох прилюдно, проходит по всему его телу.

Не бойся, тебе понравится.

Мне не нужно спрашивать позволения воспользоваться его телом, пусть Винсент еще не знает, но оно уже давно принадлежит мне. С тех самых пор, когда я спас его руку, я получил право на распоряжение и всей плотью. Вечная кабала.

Я расстегиваю ему ширинку и ласкаю пока еще дремлющий и отдыхающий от моих притязаний член. Винсент испугано смотрит мне в глаза, понимая борьба бесполезна, и, за что я так его обожаю, быстро придумывает оптимальное решение. Он захватывает голову сидящей рядом актрисы и одним движением швыряет девушку на пол. Она утыкается носом в бархатное основание парапета, а Винсент ставит ногу на ее шею.

Я знаю, как бы он не возбудился потом, он не расслабит захвата.

Винсент спасает свою репутацию наперекор моим планам. Я знал, он справится, но его непокорность возбуждает меня сильнее. Конечно же, я не подаю виду, ничто, даже веление богов мира не потревожит моего внешне ледяного спокойствия, ни одна мышца моего лица не дрогнет.

Я сверхчеловек.

А рядом мой избранный любовник.

Винсент уже возбужден и я интенсивнее ласкаю его член, массируя большим пальцем влажную от обжигающей нежности головку.

— Твоему розовому пяточку нравится? — срывается шепот с моих губ.

Но Винсент не отвечает, его нервы напряжены до предела, цепная реакция… Тело моего мальчика подкидывает от наслаждения и бьет волнами страсти о спинку кресла. Он поддается моим ласкам, моим рукам, как маленький щенок поддается командам умелого воспитателя. Подчинение…

Беспокойное и томное мучение на глазах тысячи зрителей!

Его дыхание становится прерывистым и громким. Скоро он начнет кричать, я постараюсь, чтобы как можно громче. Наконец из глубины его груди доносится первый стон, а может быть громкий вздох.

Волны накатывают одна за другой. Винсент еще сильнее прижимает ногу к шее несчастной девушки. Бесконтрольная защита.

Горжусь тобой, мой мальчик.

Он начинает вздрагивать и стонать еще громче, потом переходит на крик.

Да, как я и хотел. Его возбуждает откровенность и прилюдность, но он не признается, зато тело само выдает секрет души. Люди оборачиваются и перешептываются, даже певица старается на сцене не так рьяно. Все слушают моего чудесного Винсента.

Он унижен и от этой сладкой боли возбужден на максимум. Я знаю, его щеки сейчас горят. Хочется посмотреть, обернуться в сторону моего пульсирующего и привязанного к моей руке соблазна, но я не могу.

Мое бесстрастное лицо направлено на сцену.

С каким же презрением я гляжу на тех, кто внизу. Они и не догадываются, в моих руках трепещет птичка, истекая липким и жарким удовольствием.

Винсент давно потерял контроль, бедный мальчик, как он стонет… Кажется, он не в силах выдержать ледяного огня моей ладони. Сладкий мой.

Я сжимаю его член сильней, но не даю сразу кончить. Винсент знает, что я его еще помучаю чуть-чуть, и он начинает, нет, не просто кричать, а вопить, глотая раскаленными губами терпкий воздух, в котором витает наше общее наслаждение.

Интенсивность моих движений опять учащается. Я снисходительно позволяю Винсенту достичь наслаждения, и он наконец-то кончает, освобожденный от мук сладкого унижения.

Я не отпускаю его все еще налитый кровью и удовольствием член, дожидаясь, когда семя страсти, коснется моей руки.

В этот день благодарность особенно обильна.

Спасибо.

Хочется коснуться его возбужденных криком губ.