Саша Ино - Огонь Черных лилий

И это надо предать огласке?

Растянуть как горячий ирис, разжевать и плюнуть толпе на радость?

Омерзение.

Эдо вскочил и резко вытянул кассету из пасти наглого динозавра.

— Я беру себе, — уничижительно бросил он.

— Конечно.

— Тварь.

Эдо выскочил из магазина, оставляя за собой шлейф сомнений и сожженных мыслей.

Он жадно захватил ртом морозный воздух.

— Фух, — выдохнул Карнавал, — Как же мерзко… Даже я вспотел, а ведь меня гнусностями не удивишь. Меня! Мастера интриги!

Ему срочно захотелось позвонить Фениксу и спустить на него всех собак, выговорить желательно матом за всю неосторожность и неосмотрительность.

Так попасть.

Нужно особое везение.

Эдо отпустил шофера.

Он брел по улице, и, остановившись на верхней точке моста, замер на мгновение уносимый в даль потоком под ногами. Бескрайние воды серой и отравленной реки пестрели крупными слезами бензинных пятен.

— Хорошо, — произнес Эдо, жмурясь и выдыхая пар разочарований, — И все же… Феникс, ты идиот.

Теперь Карнавал ощутил себя в тисках сложного выбора.

С одной стороны ему надо было выйти на старт, чтобы достичь высот, о которых он так мечтал, и которых он был лишен из-за пассивности Ясмина в вопросах раздела сфер влияния. Эдо был всего лишь полковником… и это учитывая его заслуги! С другой стороны ему предлагалось предать друзей, не раз закрывавших его собой от пуль.

Он глянул на черное тело прямоугольника кассеты.

— Дикая штучка, — ухмыльнулся Эдо, думая как маленькая неприглядная вещица может изменить жизни людей, да не просто людей, а звезд революции черных лилий.

Он закурил.

Карнавал был сволочью, редкой и циничной, и сам охотно это признавал, почитая за достоинство. Но он никогда не мог назвать себя ренегатом, тем более по отношению к тем, кому был бесконечно должен. Он жил в долг, сколько раз Феникс спасал его и приходил на помощь в пылу сражения, сколько раз Ясмин отмазывал от проблем, вызванных взрывным характером Эдо.

Но отступить сейчас, значит, потерять шанс выбиться в люди на заслуженное место. Неужели жертва друзьями не окупит приобретения ценой в мечту?!

— Твою ж мать, — от души выругался Карнавал и быстрым движением выдернул пленку из кассетницы. Она повисла в морозном воздухе зимы коричневой загогулиной знака вопроса и полного непонимания.

— Я, конечно, все понимаю, но Феникс мне жизнь спас, — хрипло хмыкнул Эдо, его голос сел от холода, — Придурок Феникс… Как же тебе везет, везет быть моим другом. Ты даже не представляешь, что я для тебя сделал. Как я отмазал твою испорченную задницу! Думаешь, Ясмина бы тронули? Фиг! Ты бы один ответил за грехи нашего главнокомандующего. Кхе…

Карнавал скорчил злую морду и зашвырнул черный квадрат подальше с моста.

Кассета скрылась под водой, унося чужую тайну в пучину кислотной реки.

— Жаль, что договор нельзя порвать, — отметил Эдо, — Торгаш наверняка сделал кучу копий. Но я не позволю гиене завалить льва, — Карнавал сплюнул, ладан слишком сильно прилип к небу, держась своими тлетворными лапками за незащищенную плоть, — Ладно, не было еще проблем, которые Эдо не решил.

Смертельно хотелось отомстить Саяну, причем за все, за само его существование, и Эдо спешными движениями начал набирать на галлографе номер Валентины. Пусть так, зато тоже месть.

Конечно же, полковник мог рассчитать недруга и по-другому, скажем, засадить в тюрьму, устроить ревизию торговых дел, но сейчас ему было невыгодно поступать по сценарию, а, значит, нерационально прибегать к обычным штабным штучкам по устранению недоброжелателей.

— Хай, Валентина? — Карнавал прислонился к перилам моста.

В наушник потекли мелодии звучного женского голоса, а воздухе трепетало ее изображение.

— Хочу тебя, жду, где обычно.

Ответ.

Уязвленность.

— Мне наплевать. Я тебя жду.

Ответ.

Удовлетворенность.

Эдо уже давно не знал отказов, и этот день не стал исключением.

Хотя он и сам понимал, что в душе пассии глубоко ненавидели его, но все же падали к его ногам, не смея отказать легендарному полковнику, способному сминать горы и империи.

— Страх, великий двигатель революции, — пошутил вслух Эдо, и вызвал личного водителя. Более оставаться на воздухе продрогшего и больного чахоткой города-бедняка ему не хотелось.

Черная машина бороздила плотное сопротивление ветра, неся ее пассажиров c водителем в сторону башен Пяти, стоящих отдельными свечами в черноте городской ночи.

Винсент поежился и приподнял воротник, он никак не мог согреться. Ледяной, обжигающий мартини сделал свое дело. Ясмин, сидевший рядом с ним, не реагировал на холод, который явно был курортным рядом с его арктической душой.

— Холодный месяц, — произнес Винсент, покосившись на своего водителя.

Тот был сосредоточен на мраке дороги.

— Да, — тихо отозвался Ясмин, кладя свою ладонь поверх руки Винсента, и мгновенно утяжеляя серую кожу сиденья.

— Весна-1. Глупое название месяца…

— Март…

— Это по-старому. И зачем надо было переделывать!? Глупо.

— В цифрах удобнее вести расчеты.

— Они перевели весь мир в цифры, — с досадой проговорил Винсент, — А получилось какое-то тухлое рагу из жажды нового и реалий старья. Заменив название ветхому прогнившему каркасу, эрозию так и не вылечили. Расчет на механических кукол. Я не прав?

— Называй месяцы, как тебе удобно. Не запрещено, в разговорном языке ты волен выбирать. А официальные бумаги ты все равно не составляешь.

— Мне за красивые названия обидно.

— Ты придираешься, — Ясмин вдохнул знакомый аромат шинели Винсента. Он любил его запах, запах его тела, предвкушение которого столь волновало душу.

— Они еще и дни недели поменяли, глупость глупая, — продолжал ироничные стенания Винсент.

На самом деле он просто забивал эфир. Когда они с Ясмином были так близко, всегда существовала опасность сорваться в объятия страсти, наплевав на условности окружающих заповедей.

Винсент лавировал, ставя блоки из словесных преград.

— Я подписывался под новшеством, — напомнил Ясмин, — Критика твоя неуместна, в данный момент времени она лишена конструктива.

— Ты всегда так говоришь.

Винсент поправил свою белую каракулевую шапочку. Это оказалось последней каплей для воли Ясмина, с трудом наблюдающим за красотой и очарованием своего любовника. Винсент был так прекрасен: синяя форма, подчеркивающая огромные синие глаза, белая шапка, которую он все же одел на контрасте с черными волосами, и, наконец, его юное опьянение, утонувшее в мартини. Тело главнокомандующего изнывало, желая одного — обладать всем существом Винсентом.