Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

Барт не без основания мог считать, что он разбирается в живописи. Конечно, современные художники не обязаны писать так, как писал Рембрандт, Тициан или Констебль. Ему нравились многие вещи импрессионистов, он понимал Гойю. Но он был убежден, что вне зависимости от величины таланта художник должен обязательно овладеть тем, что называется основами мастерства, школой. А испанец, как показалось Барту, никогда ничему серьезно не учился.

Но этот парень очень далеко должен пойти, подумалось ему. У него надолго хватит умения и желания дурачить людей. А большинство из них прямо таки ущербными себя чувствуют, если их не дурачат — то ли политики, то ли такие вот модернисты.

Заведение Рика Бауди в Шайенне знал каждый мужчина, если он бывал в этом городе чаще двух раз в году и если он при этом не являлся трезвенником. Заведение нынче гордо именовалось баром, хотя раньше оно называлось салуном, а изменения в нем в течение двух десятков лет — с тех пор, как оно возникло — произошли совсем небольшие.

Здесь подавалось пиво и виски, а посетителями, как и двадцать лет назад, были в подавляющем большинстве мужчины, состав которых тоже не слишком изменялся. Если раньше основную массу посетителей салуна составляли скотопогонщики, гордо именовавшие себя ковбоями, и окрестные фермеры, делавшие, в принципе, ту же работу, но ковбоями себя не считавшие, а еще разношерстая толпа, которая могла иметь название «городские жители», то теперь последняя категория как раз и составляла основной процент, приносящий доходы заведению, фермеры заняли второе место, оно же, пожалуй, и последнее. Ковбои здесь появлялись только по праздникам, коими считались ярмарки да разного рода сельскохозяйственные выставки.

Бар находился неподалеку от вокзала, что давало повод некоторым острякам почти всерьез доказывать, что вокзал, дескать, во времена прокладки Северной Тихоокеанской и Большой Северной находился в совершенно другом месте, а потом его перенесли сюда, поближе к бару.

Шутки шутками, но значение вокзала и железных дорог для Шайенна было трудно переоценить. Затерянный в глубине прерий, он оставался таким же маленьким и пыльным, как и во времена существования скотопрогонных троп, он был типичной столицей захолустья. Но жизнь в Шайенне все ж заметно оживилась после прокладки Большой Северной и других железных дорог в конце восьмидесятых годов прошлого столетия.

Санни Маклиш, двадцатитрехлетний рабочий железнодорожных мастерских, посещал бар Рика Бауди довольно часто. Заметно чаще, чем другие парни его возраста. Родители Санни жили на ферме милях в двадцати от Шайенна, там же жила и его старшая сестра Джудит с мужем и детьми.

— Нет, что ни говори, а занятие ковбоя не по мне, — говорил Санни своим приятелям Крису Лэмбу и Стэнли Бреверу. — Для этого, ребята, надо быть таким жуком навозным, как муж моей сестры, Джон. Ну, да ясно, Джон он и есть Джон [10] Здесь обыгрывается одно из значений слова. Джон в просторечии еще обозначает сортир (прим. переводчика). . Ладно, нам приходится вкалывать по десять часов, но ведь они-то вообще света белого не видят: как проснутся, так сразу и принимаются выгребать навоз. Из-под бычков, коров, свиней. И как только они это дерьмо заканчивают убирать, время снова ложиться спать. У меня вся семейка фермеры: где-то на Юге дед с бабкой в земле роются, здесь дед с бабкой, отец с матерью да Джуди с ее муженьком роются в навозе, но на мне все должно закончиться, потому что так вообще-то не всегда было — я имею в виду фермерство. Моя бабка, та, что в Джорджии, когда — то жила себе припеваючи, потому что у ее папаши был целый полк черномазых, которые работали за одну жратву.

— Да, славные, наверняка, были времена, — мечтательно протянул Крис Лэмб, молодой мужчина с черными волосами, расчесанными на прямой пробор, и длинными густыми бакенбардами. Он служил приказчиком в скобяной лавке. — Только для того, чтобы жить припеваючи тогда, надо было подгадать не родиться черномазым.

— Ну это дело нехитрое, — сказал Стэн Бревер, веснушчатый здоровяк примерно того же возраста, что Санни и Крис, работавший в типографии городской газеты и поэтому претендовавший в троице на роль интеллектуального лидера. — Надо было только проследить за своей мамашей, чтобы она не путалась с черными.

— Или за папашей, — вставил Крис Лэмб. — Чтобы он не спал с негритянками.

— С этим у них на Юге, говорят, строго было, — заметил Санни Маклиш. — Спариваться с неграми значило примерно то же, что спариваться со скотиной.

Они помолчали, сосредоточенно вливая в себя пиво из высоких стаканов, потом Бревер сказал:

— Слыхали, ребята, в Европе какой-то псих укокошил родственничка императора Австро-Венгрии. Теперь там может быть большая заваруха.

— С чего бы это? — спросил Лэмб, весьма туманно представлявший себе местонахождение Европы, а тем более Австро-Венгрии. — У нас такой же псих ухлопал президента, но все обошлось без лишнего шума.

— Нет, европейцы народ особый, обидчивый, — хохотнул Бревер. — Стоит им только плюнуть в физиономию, как они лезут в драку. Хотя мы, конечно, от них не больно отстаем — здорово всыпали мексикашкам.

— Верно, нас трогать опасно, — согласился Маклиш. — Взять, к примеру, моего покойного деда Роджера. То есть, он вообще-то покойником был еще до того, как я на свет появился. Так этот самый дедушка всю жизнь стрелял в здешних местах краснокожих. А после, значит, решил заделаться фермером. Но вот банда придурков решила заставить его поделиться с ними. Он ухлопал пятерых, а шестой застрелил его.

— Веселые были времена, — покачал головой Бревер. — Одно слово — Граница. А сейчас тут такая скукотища, хоть вой. Никакой тебе стрельбы, никаких налетов, никаких грабежей. Разве что в кинематографе только и увидишь по-настоящему крутых парней.

— Если сидеть на заднице в заведении Рика Бауди, да в кинематографе, то вряд ли научишься стрелять по-ковбойски, с двух рук.

— И что же ты предлагаешь? — Крис Лэмби внимательно посмотрел на него.

— Я? Я никогда никому ничего не предлагаю, — пожал плечами Маклиш. — Каждый волен сам выбирать себе занятие по душе. Например, продавать лопаты, мотыги, амбарные замки…

— … Или орудовать кувалдой, — спокойно парировал Лэмб. — На это ума еще меньше надо.

Маклиш хотел было вспылить, но сдержался.

— Крис, тебе ведь что ни предложи, ты все дерьмом обольешь, — устало улыбнувшись, сказал он. — Так что я предложу тебе выписать по почте револьвер долларов за десять, ухлопать своего хозяина, заграбастать дневную выручку и рвануть в Калифорнию. А там уже начать прожигать жизнь.