Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

События принимали совсем уже нежелательный оборот, словно кто-то очень могущественный взъелся именно на него, Ковбоя Мейсона. Санни позвонил домой.

— Детка, — сказал он Эдне, — я скоро заеду за тобой. Мы с тобой на время покинем Чикаго. Пора уже проветриться, я так полагаю. Возьми самое необходимое из вещей — мы поедем ненадолго.

— Хорошо, — ответила Эдна не совсем уверенно, но потом словно спохватилась: — Так когда же тебя все-таки ждать?

— Думаю, что минут через сорок я буду.

И действительно, через сорок минут он уже подъехал к дому и вошел в подъезд. Во внутреннем кармане пиджака Ковбоя Мейсона лежали две пачки банкнот по десять тысяч долларов, а в карманах пальто — два «кольта» тридцать восьмого калибра, его излюбленное, привычное и безотказное оружие.

Поднявшись по лестнице, Санни по привычке оглянулся и отпер дверь своим ключом. Первое, что он увидел — испуганное лицо Эдны. Оно было белым, как мел, а глаза имели непривычное, странное выражение: ужас, растерянность и в то же время чувство вины и мольба читались в них.

Санни мгновенно все понял, рука его привычно рванула револьвер из кармана, а окрик: «Не двигаться! Руки на голову!» он слышал, уже кувыркнувшись вперед — так, как учил его Стив. Боковым зрением он увидел человека, находившегося справа от входной двери. Едва Санни коснулся пола, как его правая рука с совершенством и четкостью отлаженного механизма направила револьвер точно туда, куда было нужно, и револьвер выстрелил два раза — будто бы сам собой, и пули из него поразили человека у стены — одна в грудь, другая в шею.

В следующее мгновенье Санни уже стоял за спиной Эдны, прижимая ее к себе левой рукой с зажатым в ней револьвером, а правой он приставил другой револьвер к ее виску. Два человека, направившие на него оружие, замерли.

— Не двигайтесь, иначе я пристрелю ее, — очень спокойно сказал Санни, потому что увидел в дверях еще двоих, тоже с оружием. — Не двигайтесь, — повторил он, чувствуя, как его охватывает дивное безразличие и свинцовая усталость. — О’кей, — произнес он, чувствуя себя уже более, чем мертвым. — Я сдаюсь.

Открыв дверь, Барт Гамильтон удивился, увидев перед собой незнакомую женщину в длинном суконном пальто, ботах, подбитых мехом и круглой шляпе с широкими полями, каких не носили уже лет десять по меньшей мере. На вид женщине можно было дать и сорок пять и пятьдесят пять. Она была достаточно высокой и стройной, ее фигура не успела расплыться и, видно, не обещала расплыться никогда больше. Лицо, что называется, хранило следы былой — если и не красоты, то уж приятности точно. Странное лицо, отметил про себя Барт, словно капризный ребенок мгновенно сделался пожилым человеком, у которого большие обиды на жизнь. Голубые, почти прозрачные глаза хранили одновременно и ленивый, томный покой, и плескавшееся в них, словно пламя на ветру, неизбывное отчаяние. Мягкие черты лица и две горестные складки у рта.

— Мистер Барт Гамильтон? — ему показалось, что голос значительно моложе обладательницы.

— Да, — ответил он, не зная, куда же деться от этого цепкого, но вместе с тем жалкого, словно у побитой собаки, взгляда. Кого-то она ему напоминала, словно остатки сна, возникающие днем. — Чем могу служить? — Барт, наконец, стряхнул с себя оцепенение.

— Вы родились в Джорджии. На несколько недель позже, чем моя дочь Джудит. Она родилась там же. Я — ваша родственница из Вайоминга. Вам, наверное, рассказывали?

— Ах, да… — Барт поскреб пальцем бровь. — Вы, очевидно, — он не помнил ее полное имя и поэтому назвал женщину так, как звали ее в Таре: — Сюсси, да? Ох, входите, прошу. Вы одна, без супруга?

— Я одна, — она опять посмотрела ему в лицо столь пристально, что Барту стало неловко.

— Вы раздевайтесь, пожалуйста, вот здесь, — он совершенно не знал как вести себя с такой женщиной в такой обстановке. — Мод, поди сюда! — Барт позвал на помощь жену. — У нас гости.

Мод появилась в двери гостиной, улыбаясь приятной и вместе с тем вопрошающей улыбкой.

А Барт непрестанно ощущал на себе взгляд гостьи, поэтому повернулся к ней, улыбаясь так же, как улыбалась его жена.

— Вы похожи на своего отца, на Уэйда, — сказала Сюсси с непонятной интонацией.

— Да, говорят, — кивнул он, продолжая улыбаться напряженной улыбкой.

— Мы росли там, в Джорджии, вместе с вашим отцом, — она говорила это так, словно от того, поверит Барт в факт совместного возрастания или нет, зависело очень многое.

Мод пришла ей на помощь, помогла раздеться.

— Давайте пройдем в гостиную, — жена Барта выглядела все же менее растерянной, чем он.

Сюсси прошла в гостиную, села туда, куда ей указали.

— Понимаете, я вообще-то знала, что вы живете в Чикаго, но я не ожидала, что вы… что вы… занимаете такое высокое положение. Я достаточно долго искала вас.

— Мод, — прервал он сбивчивый монолог гостьи, обратившись к жене, — может быть, ты приготовишь для всех нас кофе? Давайте, пройдем все-таки в гостиную. Вот сюда, прошу.

Она села, утопая в мягком кресле — чужеродная в своем твидовом, почти мужского кроя пиджаке, в длинной юбке из синей шерсти, в ботах, подбитых мехом. Она представляла другой мир, контрастируя с небольшой елочкой, увешанной игрушками, с гирлянда — ми из цветной бумаги и фольги, с листом плотной бумаги, украшенной затейливой надписью «Счастливого Рождества!», с пещерой, сделанной из папье-маше, с размещавшейся в этой пещере крохотной колыбелькой, освещавшейся спрятанной в папиросной бумаге маленькой электрической лампочкой. Бра со стеклянным абажуром в виде лепестков тюльпана бросала на гостью мягкий свет, немного сглаживая этот контраст.

Барт опять ощутил некоторую неловкость из-за того, что Сюсси все улыбается странной улыбкой и словно бы украдкой бросает взгляды по сторонам. Создавалось такое впечатление, что это бывшая хозяйка пришла в богатое, некогда принадлежавшее ей жилище, которое пошло с молотка. Она помнит каждую вещь, помнит все, что с ней связано, но она же абсолютно забыла о времени, представив себе, что все осталось, как прежде, что не было никакой распродажи.

— Я вас разыскивала, — гостья посмотрела на Барта, но теперь взгляд ее был бесконечно усталым — так выглядит человек, силящийся что-то сделать, или разрешить какую-то жутко сложную задачу, или вспомнить нечто очень важное, но терпящий постоянные неудачи на протяжении долгого времени.

— Хорошо, теперь-то все позади — вы меня отыскали, — Барт улыбнулся ей ободряющей улыбкой.

— Да, — она кивнула, выражение ее лица при этом сделалось виноватым. — Знаете, мне очень неловко вас беспокоить, но… В моем положении, наверное, уже и неважно, как я буду выглядеть, не правда ли?