Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

— Слышал, но, по-моему, от него отдает снобизмом в лучшем случае.

— А в худшем? — Лоуэлл заинтересованно улыбнулся.

— А в худшем — маразмом, — очень тихо произнес Билли.

— Берегитесь, — адвокат и литературный агент в одном лице закатил глаза в притворном ужасе. — Боги жестоко карают ослушников.

— Ослушником можно быть лишь в том случае, если соглашаешься служить или верить кому-то. Я никогда не присягал на верность миссис Стоун. Пусть те, кто заносил шлейф ее старомодного платья в Париже, пытаясь обратить на себя ее благосклонное внимание, опасаются потерять расположение своей богини. А мне терять нечего, я был во Франции с совершенно другой миссией.

— Э, мой друг, да у вас, оказывается, оригинальная система ценностей, — удивленно произнес Лоуэлл. — Нет, вы, пожалуй, зря так игнорируете авторитеты.

— Возможно, — пожал плечами Билли. — А вот эта женщина, напоминающая обликом Пьеро, она сидит рядом с Фитцсиммонсом — тоже что-нибудь пишет?

— Это Мэри Филдинг, — почтительным шепотом произнес Лоуэлл.

— Вот оно что, — Билли тоже перешел на шепот. — А я считал ее старухой.

Оркестр в углу заиграл грустную мелодию. Билли подумал о том, что неплохо бы пригласить на танец Мэрджори Янг, но ее увел какой-то тип с длинными белокурыми волосами, вьющимися и напоминающими то ли парик, то ли гриву пуделя.

Билли перевел взгляд на мэтрессу Стоун. Несколько молодых людей придвинули к ней стулья и, наклонившись к знаменитости, напряженно слушали ее. Билли показалось, что некоторые из них готовы шикнуть даже на музыкантов, чтобы те не заглушали откровения их кумира. «Интересно, чего в этом больше — фанатизма или лицемерия?» — подумал Билли и почувствовал на своем плече чью-то руку.

Подняв голову, он увидел Мэри Филдинг, стоявшую над ним. Секунды две он размышлял, подняться ему или не стоит. Но все же присущий ему такт и некоторая робость в отношениях с женщинами пересилили — он встал.

— Мистер Лоуэлл, — обратилась Мэри Филдинг к соседу Билли, — я уведу от вас вашего собеседника, так что вам придется поскучать в одиночестве.

Это было произнесено тоном, каким говорят приказчику в магазине: «Эту вещь я, пожалуй, возьму. Заверните мне ее».

«А что, если я откажусь пойти с ней? То-то у нее физиономия вытянется».

Словно дискутируя с ним, Мэри Филдинг сказала:

— Вы не откажетесь потанцевать со мной, мистер Коули?

— Весь к вашим услугам, мэм, — галантно поклонился Билли и выругался про себя.

Проход между столиками был широким, некоторые пары танцевали здесь. Миссис Филдинг решила не уводить свою жертву слишком далеко. Она положила руку на плечо своего кавалера и не отводила взгляда от его лица.

Билли же упорно смотрел поверх ее головы, лишь изредка встречаясь взглядом со взглядом васильковых глаз.

— А ведь вы здесь откровенно скучаете, — вдруг сказала она.

— Ну что вы! Уверяю вас, это вам просто показалось, миссис Филдинг.

— Можно просто Мэри. Желательно просто Мэри. Нет, я вполне понимаю вас. Лоуэлл притащил вас сюда, потому что это больше нужно ему, а вы не можете отказать Лоуэллу.

Ну не упоминать же имя Снизуэлла в качестве контраргумента. Ладно, пусть думает, что Лоуэлл привел его для показа, как диковинку, как экзотическую зверушку.

— Да, я не могу отказать Лоуэллу, — слегка улыбнувшись, сказал Билли. — Потому что в случае отказа он не станет продавать моих книг, и я умру с голода.

— Ну, уж это вам не грозит. У вас наверняка есть еще какое-то занятие, способное прокормить вас. Иначе откуда бы у вас взялись такие независимость и открытое игнорирование авторитетов.

— Если вы имеете в виду себя, Мэри, то тут все объясняется самой обычной провинциальной робостью и моим косноязычием.

— Не валяйте дурака! Уж вам-то плакаться по поводу косноязычия. Другие полжизни бьются, вырабатывая стиль, а вы сразу взяли карандаш, бумагу и заставили говорит критиков о поэтике Коули.

— Что-то я не слыхал таких отзывов, — с сомнением в голосе произнес Билли. — Относительно беспорядочного нагромождения слов мне уже приходилось читать, относительно того, что, дойдя до конца фразы в моем рассказе, рискуешь забыть, что же было в ее начале, я тоже читал, а вот о поэтике…

— Я вас уверяю, такие отзывы есть. А говоря об авторитетах, я, конечно же, имела в виду миссис Стоун. Любой другой на вашем месте сейчас бы сидел рядом с ней и, раскрыв рот, почтительно внимал ее пророчествам и поучениям.

— У меня будет много проблем, если я до самого конца вечера так и не подойду к старушке?

— Возможно. К ее мнению еще очень прислушиваются.

— Значит, я обречен на безвестность и тусклое существование из-за своей строптивости. Но ничего не могу с собой поделать — писанина Гертруды Стоун мне не очень нравится.

— А моя? — она все-таки поймала его взгляд.

— О! Это высший класс стихосложения. Только для меня это слишком умно, Мэри.

— Ну, вы и хитрюга! В вашем-то возрасте…

Музыка прекратилась, он повел Мэри Филдинг к столу, усадил на место.

Мэрджори Янг куда-то запропастилась.

Билли поговорил еще с мистером Снизуэллом, уточнив место их завтрашней встречи и, стараясь сделать это как можно более незаметно, ускользнул из ресторана.

Поднявшись к себе в номер, он с удовольствием снял галстук, сбросил пиджак, ботинки, расстегнул ворот рубашки и, прихватив ворох газет и журналов, которые ему дал Лоуэлл, плюхнулся поверх покрывала на широкую кровать.

О чудо! на сей раз первый материал, попавшийся ему под руку, содержал если не дифирамбы в адрес Уильяма Коули, то, во всяком случае, заставлял заподозрить его автора в симпатии к молодому таланту. Значит, Мэри Филдинг не соврала.

Билли внимательно прочел все заметки. Их было девять, что — это было ясно даже и без подсказки Лоуэлла — означало проявление явного внимания критики. Четыре статьи содержали ругательные отзывы, в трех его хвалили, а две — они-то и показались Билли самыми толковыми и содержательными из всех — отмечали как сильные, так и слабые стороны молодого поэта. Это неплохо, совсем неплохо. Прочти он эти заметки он и со Снизуэллом разговаривал бы чуть по-иному. То есть, он с ним почти не говорил, но из пары десятков фраз, которыми они успели обменяться, вырисовывалась картина явкой зависимости Уильяма Коули от издателя и благосклонно-покровительственного отношения старшего партнера к младшему.

Ладно, завтра он даст понять мистеру Снизуэллу, что вполне уже знает себе цену и не считает публикацию своего романа его издательством благотворительной акцией.

На прикроватном столике зазвонил телефон. Кто бы это мог быть? Если Лоуэлл, он пошлет его подальше.

— Мистер Коули? — высокий женский голос, звучавший в трубке, можно было бы назвать писклявым, если бы не явно звучавшая в нем тональность серебряного колокольчика.