Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

— Да, здесь Уильям Коули, — Билли еще не решил, раздражаться ли ему, или чувствовать себя заинтригованным.

— Вы один, мистер Коули?

— Да, пока что один.

— И вы не ждете гостей?

— Хм, смотря каких гостей…

— Ну, например, мистера Лоуэлла.

— О нет, им я на сегодня сыт, — непроизвольно вырвалось у Билли. — Погодите-ка, а откуда вы знаете Лоуэлла?

— Мистера Лоуэлла трудно не знать, если занимаешься определенным делом.

— Каким делом?

Возникла пауза — небольшая, секунд на пять, но Билли забеспокоился, решив, что их разъединили.

— Алло, мэм?

— Да, — ответила трубка все тем же высоким голосом.

— Вы сказали о занятии каким-то делом?..

— Я думаю, это не имеет особого значения. Итак, вы один в номере?

— Один. Вы собираетесь меня ограбить?

— Возможно, — ответила трубка и умолкла.

Билли пожал плечами, положил трубку на аппарат и подумал о том, что Нью-Йорк — веселый город, и отель «Ридженси» в нем не самое скучное место.

Минут через пять в дверь номера осторожно постучали. Билли, уже собиравшийся идти в ванную, открыл.

На пороге стояла та девушка, которую Лоуэлл назвал Мэрджори Янг.

— Привет, — сказала она. — Похоже, вы меня не обманули.

— В каком смысле? — начал было Билли, но тут же все понял. — Это вы только что говорили со мной?

— Вы поразительно догадливы, — кивнула она, оставаясь серьезной. — Может быть, вы выйдете в коридор, или я войду в комнату. Не очень-то удобно разговаривать через порог.

— О, простите! Входите, прошу.

Она вошла. Одета она была все в то же светло-серое платье, в руке держала сумку. Длинные загорелые ноги, открытые до колен, гибкая фигура, в которой, однако, отсутствовало то, что называется «женской хрупкостью». «Ленивая грация дикой кошки», — подумал Билли. — Хоть и избитое сравнение, но верное».

— Вы неплохо устроились, — Мэрджори окинула взглядом номер.

— Не знаю. Я совсем не знаю Нью-Йорка и не в состоянии понять, что значит устроиться здесь хорошо или устроиться плохо.

— Да? А какой город вы знаете?

— Бостон. Я жил там какое-то время.

— Вот как? А я-то считала вас настоящим южанином.

— Мне очень жаль, мэм, что я обманул ваши ожидания, — Билли взглянул на нее и бесхитростно улыбнулся.

Она тоже улыбнулась в ответ.

— Вы совсем не похожи на робкого провинциала, — сказала Мэрджори.

— И опять я вас разочаровал, да?

— Нет, но вы очень разочаруете меня, если у вас не найдется пары стаканов.

Она раскрыла сумочку и вынула оттуда бутылку виски.

— Это вовсе не дешевый самогон, к которому вы привыкли, а настоящее шотландское виски, к тому же ввезенное контрабандой.

— Что вдвое повышает его ценность, — в тон ей продолжил Билли. — А если еще учесть, что в мой номер его доставила столь прекрасная девушка, то этому напитку и вовсе цены нет.

Он позвонил вниз и попросил подать в номер две бутылки лимонада и два стакана. Не позже, чем через пять минут заказ был исполнен.

— Вот теперь я начинаю понимать, что значит неплохо устроиться, — рассмеялся Билли.

Он разлил в стаканы немного виски, и они выпили. Виски оказалось превосходным.

— Просто сказки тысячи и одной ночи, — Билли помотал головой. — Так и ждешь, что кто-нибудь явится и скажет: ну, все, малыш, выметайся, игры закончились.

Они оба рассмеялись беззаботным смехом.

— Нет, не волнуйтесь, — сказала Мэрджори, — сегодня этого уж точно не случится.

В ответ на вопрошающе-веселый взгляд она многозначительно подмигнула.

Мэрджори осталась в его номере на всю ночь. Она совсем не напоминала в постели ту несколько замкнутую и отчужденную девицу, образ которой начал складываться у Билли после вечера в ресторане. Она была очень естественной и милой, отдаваясь с радостным воодушевлением, словно ей пришлось заниматься любовью в первый раз в жизни.

Под утро она осторожно выбралась из постели, стала одеваться. Билли, полуприкрыв глаза, рассматривал светлые полоски незагоревшей кожи на бедрах и спине. Потом она подсела к нему и поцеловала в лоб.

— Ты уходишь? — спросил он. — Так рано?

— Не хватало еще, чтобы меня увидела горничная, — она тряхнула копной густых темных волос. — Если ты хочешь увидеть меня еще раз, то позвони в четыреста шестой номер, здесь же, в «Ридженси».

— Вот как?

— Да, вот так, — он состроила ему детскую гримаску. — Пока желаю удачи.

Он проспал еще часа два, с удовольствием ощущая сквозь полудрему приятный запах ее духов на простыне и подушке.

Около десяти утра Билли позвонил Снизуэллу. Издатель ждал его у себя на 9-й авеню. Когда Билли, расплатившись с таксистом, поднял глаза на дом, в котором размещалось издательство Лоуэлла, он подумал, что сказки Шехерезады продолжаются — здесь было по меньшей мере тридцать этажей. И Лоуэлл, как оказалось, занимал три из них. Он встретил Билли в обширном кабинете, за столом, обставленным мягкими кожаными креслами, хранившими, как почудилось Билли, запах дорогих сигар.

Но Билли тут же заставил себя не слишком поддаваться чарам комфорта, вспомнив те самые три доброжелательных отзыва о «несомненно талантливом» Уильяме Коули.

Он выложил на стол рукопись.

— Мистер Снизуэлл, мне бы хотелось, чтобы вы побыстрее дали ответ.

— А что значит — побыстрее? — осторожно спросил издатель, но в глазах его загорелись веселые искорки.

Билли улыбнулся.

— Если уж вы захотите напечатать эту вещь, то для того, чтобы у кого-то сложилось мнение о ней, достаточно недели — именно за это время можно, не торопясь, прочесть ее.

— Идет, — серьезно ответил Снизуэлл. — Позвоните мне через четыре дня, если уж вы так спешите, и я дам вам ответ.

На том они и расстались. Лоуэлл, когда Билли рассказал ему о разговоре с издателем, остался не совсем довольным:

— Я же предупреждал вас, мистер Коули, не надо на него давить. Вы себе не представляете, сколько времени и сил я затратил на обработку Снизуэлла. И еще меньше вы представляете себе, сколько шустрого, пробивного народа атакует его ежедневно и ежечасно, пытаясь «протолкнуть» свои творения или творения своих клиентов.

— Очень даже представляю, — Билли вспомнил мельтешение людей в издательстве Снизуэлла. — Но я считаю, что и излишнее рассыпание бисера много пользы не принесет. Это во-первых. А во-вторых, я не собираюсь злоупотреблять гостеприимством даже такого города, как Нью-Йорк.

Лоуэлл воспринял это как намек и выплатил ему остающуюся часть гонорара за сборник стихов.

Возвратившись в «Ридженси» к вечеру, Билли сразу же позвонил Мэрджори Янг:

— Детка, ты не хочешь показать мне огни города прохладной ночью конца августа?

Она захотела, и они прогуляли до часа ночи, вернувшись в отель усталыми и умиротворенными.