Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

В самом конце зимы Билли начал писать повесть. Билли показалось, что материал более чем благодатный — история жизни солдата Конфедерации, прообразом которого должен был послужить Уилл Бентин.

Он писал эту повесть, в основном, по ночам, оставляя на сок не более четырех часов, но потом нахлынули весенние заботы, повесть пришлось отложить.

А летом того же, 1921-го, года он с удивление отметил успех Джессики Фонтейн. Стелла, ее мать, рассказала Конни при встрече, что вышел фильм, в котором снималась ее дочь. Конни, естественно, тут же потребовала отвезти ее в кинотеатр в Джонсборо.

Билли сидел рядом с матерью, отцом и Аннабел, которых Конни тоже прихватила, чтобы продемонстрировать им успех «девочки Фонтейнов», смотрел на прыгающие на экране фигурки и не понимал, чем все-таки кинематограф так привлекает публику. Конечно, очень занятно видеть запечатленных если не навечно, то хотя бы на время сохранения этой чудо — ленточки из целлулоида людей — не застывших, как на фото, а движущихся, как в жизни. А всякое подобие связного сюжета вызывало у зрителей интерес, граничащий с маниакальным. Билли не без некоторой ревности вынужден был согласиться с этим.

Но в том-то и дело, что сюжеты всех без исключения фильмов, которые ему пришлось видеть до сих пор, были в лучшем случае просто добросовестно — наивными. Лента, запечатлевшая Джессику Фонтейн, исключением не была. Фильм сплошь состоял из перестрелок с вылетающими при этом из стволов револьверов и ружей густыми клубами дыма, заставляющими вспомнить паровые машины, из скачек на полудиких лошадях, из нападений на поезда, нападений на банки, нападений из засады. Джессике Фонтейн досталась роль явно не главная, но и не эпизодическая. Она изображала подружку отрицательного персонажа, бандита, который постоянно откусывал кончик сигары и выплевывал его. В перерывах между плевками он в чем-то наставлял подружку, подвешивал к высоко расположенной перекладине массу невинных жертв, предварительно связав их. Естественно, в финале он погибал, изрешеченный, как минимум, полусотней пуль. Его подружке тоже не оставалось ничего иного, как застрелиться, ибо она натворила столько безобразий, подзуживаемая своим возлюбленным, что просто не имела права оставаться в живых.

Билли насчитал, самое малое, пять крупных планов Джессики. Ее выразительные брови с помощью обильного грима стали сверхвыразительными, большие глаза выглядели просто огромными, а жесты рук могли сравниться разве что с жестами профессиональной танцовщицы фанданго [19] Старинный испанский танец. .

И все же это был несомненный успех, это была оглушительная популярность. Во всем округе акции Джессики Фонтейн поднялись чуть ли не выше акций ее знаменитых техасских родственников.

Конни заставила его смотреть этот фильм два раза. В третий раз он просто не смог этого сделать, предоставив матери упиваться созерцанием загримированной и отчаянно жестикулирующей «девочки Фонтейнов» без него.

— Боже мой, — говорила она по пути назад. — Все прочтут в титрах ее имя, по всей стране.

— Не исключено, что фильм будет демонстрироваться и в Канаде, а также в Европе, — в тон ей поддакнул Билли.

— Не исключено, — не приняла шутки Конни. — А ведь у вас с ней, кажется, все так хорошо начиналось.

Интересно, подумал он, что мать подразумевает под словом «хорошо» — партии в теннис или занятия любовью в отеле в Джонсборо?

— И что же я, по-твоему, должен был сделать? Жениться на ней и не отпускать ее в Калифорнию? Но в таком случае ты не смогла бы увидеть ее на экране. Судя по всему, ты получаешь больше удовольствия от созерцания одной только Джессики, чем от всего остального фильма. А если бы я имел несчастье уехать в Калифорнию, то обязан был бы тоже сниматься, изображая в лучшем случае этого кретина, который в продолжение всего действия ест сигары. Ма, я тебя не узнаю. У тебя развитый вкус, ты сама писала довольно неплохие стихи, а тут восхищаешься так, словно тебе восемнадцать лет, ты едва научилась читать и писать и работаешь в Джонсборо на фабрике своего отца и его компаньонов прядильщицей. Ведь все это ужасно примитивно и невыразительно. Пантомима и балет в тысячу раз совершеннее.

— Ах, Билли, разве дело только в выразительности? Важен успех. Она же не одна там была. И даже не один десяток таких, как она, пытались пробиться, а может быть, в сто раз больше. Но в результате все видят в титрах ее имя.

— Хорошо, ма, я согласен. Успех любым путем, в любой сфере — что может быть желаннее для американца.

Так он прекратил тогда спор с матерью, но почему-то через несколько дней отложил в сторону свою повесть о ветеране Конфедерации и стал писать историю девушки из глубинки, вознамерившейся стать актрисой. Билли поместил ее в место, очень похожее на их округ. Он даже О’Фланаганов не забыл вставить, только, разумеется, фамилия у них была другая, но все равно фамилия была ирландской, и ни у кого из знакомых с О’Фланаганами не возникло бы сомнения в том, что написано именно о них. И девушка эта, отправляясь на завоевание — нет, не Голливуда, об атмосфере, царящей там, он мало знал даже понаслышке, — театра в каком-то городе на Востоке или Среднем Западе. Чикаго был бы очень кстати. Мод кое-что рассказывала о тамошнем театре, этого на первых порах достаточно. Нельзя слишком хорошо знать предмет, о котором пишешь, иначе это будет уже не литература, а инструкция по пользованию, например, посудомоечной машиной.

Итак, девушка терпит провал, в труппу театра набора уже нет, она возвращается к себе домой, куда в то же время возвращается и ее сверстник, друг детства. Он возвращается с европейской войны, где успел провести больше года — Билли «отправил» его туда летом семнадцатого, чуть ли не сразу после того, как Америка вступила в войну. А воевать ему пришлось в Италии. Воевал он в пехоте, экзотика вроде авиации тут ни к чему. Но весь смысл заключался в том, что тот солдат был ранен, а следствием ранения явилась импотенция.

Встреча друзей детства не может перерасти в полноценную любовную связь. Девушка обнаруживает, что влюблена в своего сверстника, она страдает, потом уезжает в большой город, спит с режиссером театра, получает роль. У нее обнаруживается какой-никакой талант, но она не чувствует себя счастливой. Занимаясь любовью все с тем же режиссером, который очень привязался к ней и даже подумывает оставить жену, провинциалка все время видит перед собой друга детства, который вследствие ранения уже не может заниматься плотской любовью.

Набросок этой истории Билли сделал буквально за пару дней. И сразу же ринулся достраивать здание, нанизывая на каркас слова, эпизоды, характеры, портреты, описания. Он бросил все, даже перестал помогать Уэйду, предоставив отцу заниматься этим. Билли работал по двенадцать часов в день. Бегло набросав карандашом начало эпизода или диалога, он садился за пишущую машинку и, перепечатывая текст набело, на ходу додумывал, достраивал, исправлял.