Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

Чикаго, куда поезд пришел под вечер, напомнил Билли картинку, нарисованную на голубом стекле — озеро Мичиган служило фоном для рисунка, исполненного карандашом, оставлявшим полупрозрачные линии.

Билли в который уже раз задумался над тем, как не соответствуют свойства предмета его внешнему облику, особенно, если смотреть на этот предмет, любуясь только извивами линий или игрой красок. Да, Чикаго, конечно, можно было назвать «жемчужиной прерий». Но в том-то и дело, что с прериями город уже мало что связывало, за исключением разве что знаменитых боен, о которых Билли тоже был наслышан.

Город этот рос, подобно взрыву. За последние пол — века он увеличил свое население почти в пять раз. Теперь число жителей Чикаго перевалило за два миллиона. И в этом гигантском муравейнике, населенном наряду с потомками пионеров Запада и рудокопов Калифорнии и Скалистых гор также шведами, венграми, русскими, жил вот уже больше пятнадцати лет его дядя, Бартоломью Гордон Гамильтон. Дядя Барт, бывший моложе его матери на три года и покинувший Джорджию в возрасте восемнадцати лет. Дядя Барт, приезжавший в Тару тринадцать лет назад и дававший ему первые уроки бокса, дядя Барт, рассказывавший ему о Гайавате. Но сейчас, когда масштабы времени изменились, когда он, Билли, уже не был семилетним мальчишкой, получалось, что дядя Барт еще довольно молод и только на пятнадцать лет старше его.

Бартоломью Гамильтон сейчас жил в южной части города, на Мичиган-авеню. Билли без особого труда разыскал очень прилично выглядевший особняк с аккуратным газоном перед ним, с ухоженным цветником.

Позвонив у двери, Билли стал ожидать. Прошло с полминуты, прежде чем ему отворили. Молодая женщина — не старше тридцати лет на вид — с коротко стриженными платинового цвета волосами, с темно — серыми, широко поставленными глазами, со слегка вздернутым симпатичным носиком, в коротком шелковом платье, открывающем точеные колени, предстала перед ним.

— Добрый день, мэм, — Билли слегка наклонил голову. — Мне нужен мистер Бартоломью Гамильтон.

— Мистер Гамильтон сейчас отсутствует, — женщина окинула его внимательным взглядом.

— Но я надеюсь, он сейчас в Чикаго?

— Да, он в Чикаго, — Билли подумал о том, что женщина не слишком приветлива, несмотря на свою вроде бы располагающую внешность. Вообще, несмотря на правильные черты, лицо ее не притягивало к себе взгляда — типичный образчик того, что называется холодной красотой.

— Извините, мэм, я забыл представиться. Меня зовут Уильям Коули, я племянник мистера Гамильтона. А вы, очевидно, миссис Мод? Дядя Барт упоминал о вас в письме, которое он написал своему отцу. Правда, это письмо было написано достаточно давно — больше полугода назад. Надеюсь, за это время у вас ничего не изменилось?

— А что у нас должно было измениться? — она посмотрела на Билли так, как смотрит на назойливого посетителя портье отеля.

«Хм, кроме того, что она не особенно приветлива, ее еще нельзя назвать и остроумной. Чем же это дядя Барт так пленился в ней?»

— Измениться мог, например, адрес одного из вас.

— То есть, вы хотите сказать, что мистер Гамильтон за это время мог выставить меня из дома?

— Или вы его, — без задержки, но очень спокойно ответил Билли и посмотрел на нее в упор.

— Вы полагаете, что и такое возможно? — выражение ее лица почти не изменилось, только чуть сузились глаза.

— Да, я не исключаю и такой вариант развития событий. Послушайте, вы не могли бы мне сказать, в котором часу возвращается мистер Гамильтон, чтобы я мог подойти к этому времени?

— Разве вы не подождете его здесь?

— Здесь — это на газоне? — Билли улыбнулся самой простодушной улыбкой, на какую только был способен.

— Зачем же на газоне? Входите, пожалуйста, — она немного отступила, давая Билли дорогу.

— Спасибо, мэм, вы очень добры.

«Одно из двух: либо она, держа меня у входа битый час, давала любовнику возможность улизнуть через заднюю дверь, либо она чокнутая. Ни в первом, ни во втором случае дядюшке Барту не позавидуешь».

— Присаживайтесь, пожалуйста, где вам удобнее, — она обвела рукой просторный холл.

Удобнее всего Билли показался небольшой диванчик.

Не сказав ни слова, женщина удалилась в соседнюю комнату. Билли откинулся на спинку дивана и вытянул ноги. Судя по всему, дядю Барта придется ждать довольно долго и ждать в одиночку.

Но тут же он был приятно удивлен: миссис Гамильтон выкатила из комнаты, куда она недавно удалилась, столик, уставленный блюдечками, вазочками и бутылками.

— О! — вырвался у него удивленный возглас, и Билли привстал, чтобы помочь ей.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Вы удивлены?

— Чем?

— Ну, вы думали, что вам придется коротать время до возвращения Барта в одиночку. Признайтесь, ведь вы так и думали? — спросила она, разливая из бутылки какой-то напиток по стаканчикам.

— Примерно так, — улыбнувшись, кивнул Билли.

— Приятно разубеждать человека в его худших предположениях, — она серьезно взглянула на него и уселась в кресло, очутившись сбоку от Билли, так, что он мог рассматривать ее в профиль. — Что ж, буду продолжать разубеждать вас. Как вы полагаете, что в вашем стаканчике?

Билли поднял стаканчик, и лицо его вытянулось от удивления.

— А как же?..

— «Прогибишн»? Действует, так же, как и у вас в Джорджии. Вы там, поди, только и пьете, что колодезную воду да лимонад.

— Я бы не сказал, — покачал головой Билли.

— Если вы на самом деле племянник члена палаты представителей штата Иллинойс Бартоломью Гамильтона, то вы не донесете, надеюсь, на его супругу, без его ведома нарушающую закон. А если вы не его племянник, то тем более не донесете.

— Разумеется, не донесу — ни в первом, ни во втором случае, — пошутил Билли.

— Вы не знакомы с индуизмом, буддизмом? — спросила Мод.

— Нет, — он покачал головой, опять слегка удивленный. — А что?

— Простите, я все время просто проверяла вашу реакцию. Существуют, знаете ли, коаны, это такие парадоксальные вопросы типа: «Ты знаешь, что такое хлопок двух ладоней, а знаешь ли ты, что такое одной ладони хлопок?» Но коаны могут быть не только словесными, они могут быть и поведенческими — ведь вам же показалось несколько странным мое поведение, не так ли?

— Немного, — признался он.

— Ну вот, здесь меня интересовала ваша реакция. Что может подумать человек, которого не впускают в дом? «Сукин сын этот хозяин, почему он не доверяет мне?» или «Вот стерва эта хозяйка, чего она боится? С ее рожей мало у кого возникнет желание что-то делать с ней». А если спустя какое-то время его все — таки впустили в дом? В нашем случае вы наверняка подумали, что я давала возможность моему любовнику уйти.