Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

Он привлек ее к себе и поцеловал Она ответила длинным и страстным поцелуем, прикусив ему нижнюю губу. Он дрожащими руками стащил с нее это дурацкое пальто, стал расстегивать пуговицы на платье. Джесс помогала ему, разоблачаясь с какой-то яростной, отчаянной поспешностью.

Билли взял ее, так напоминающую сейчас ту Джесс, которая напряженно следила за его готовящейся подачей на корте, и увидел, как из-под длинных густых ресниц скатилась слезинка.

— Мы с тобой не занимались этим уже тысячу лет, — сказал он, когда Джесс стала неспешно одеваться.

— И кто в этом виноват? — спросила она, глядя перед собой.

— Не знаю, наверное, я. Но я не могу по-иному. Может быть, мне и стоило бы поехать в Лос-Анджелес, писать для вас сценарии, как это делает Фитцсиммонс, но я бы не смог там долго выдержать, я чувствую.

— А я бы не смогла выдержать здесь.

— Что же поделаешь, все вы, Фонтейны, бродяги. Нет у вас чувства отчего дома.

— Это ты верно подметил. Ты вообще очень многое верно подмечаешь. Ты очень точно написал о том, что я все время помню о тебе, даже бывая с другими. Вот из-за этого я и разозлилась. Понимаешь, это же все равно, что показывать публике мою фотографию, на которой я стою нагишом, и говорить: видите, какая у нее грудь? А задница?

— Вот тебе и на! Ты уж и в самом деле все на себя примерила. Та женщина в романе, кстати, не очень на тебя похожа внешне.

— Главное, что она похожа внутренне. Ты буквально влез мне в душу, а потом эту душу расписал на страницах своей паршивой книжонки.

— Не надо о ней так уничижительно отзываться. Вот увидишь, лет через двадцать на этой книге кое-кто станет делать себе благосостояние, сочиняя критические статьи, по объему превосходящие сам роман.

— Да уж так оно, наверное, и будет. На ней, на этой книге, сейчас уже многие помешались.

— Ага, значит, ты не можешь не признать, что вещь это все-таки стоющая? — смех его прозвучал торжествующе-демонически.

— Кто же с этим спорит? — безразличным тоном ответила она.

— Ну, например, тот твой приятель, который утверждал, что у меня на груди накладные волосы.

— Он просто глупый голливудский жеребец.

— Я собирался набить ему морду. Ты обязана показать мне его.

— Хорошо, как-нибудь обязательно покажу, если случай представится. Давай-ка уже ехать, мне домой пора.

— Как прикажете, мэм. Я могу вас увидеть завтра?

— Да, можешь, черт бы тебя побрал. Я снова привыкну к тебе, вот что самое ужасное.

— Привыкнешь, так и не отвыкай, — он сказал это серьезным тоном и посмотрел на нее в упор.

— Ты же прекрасно понимаешь, что это невозможно.

— Но почему? Джесс, неужели ты не можешь оставить эти свои фильмы хотя бы на полгода?

— Разумеется, нет. Чем я тогда стану заниматься?

— Тем же, чем занимаются миллионы женщин, которые не снимаются в кино.

— Вот еще, проще сразу удавиться, — она передернула плечами, словно он только что сказал ей о какой-то ужасно мерзости.

Он вздохнул и отвез ее домой.

Джессика Фонтейн пробыла в усадьбе родителей еще неделю. За это время она развернула настолько бурную деятельность, что Билли, да и Уэйд с Генри, только разводили руками. Мощный бульдозер фирмы «Катерпиллер», пригнанный сюда из Джонсборо, разровнял участок под строительство здания. Были завезены кирпич, цемент, стальные балки. И «девочка Фонтейнов» распоряжалась всем этим, торгуясь с подрядчиками за каждый доллар и сетуя на нерасторопность строителей, начавших возводить фундамент.

— И откуда что берется? — недоумевал Уэйд. — Бывают же такие женщины. Ну, тут за примерами далеко ходить не надо. Моя мать была такой, еще даже покруче.

Кончилось тем, что Джессика сдала дела своему отцу Лесли Фонтейну и укатила, наскоро попрощавшись со всеми, в том числе и с Билли.

Он поспешно вернулся к своему роману, чувствуя себя так, словно недавно побывал в эпицентре какого-то стихийного бедствия.

Билли закончил роман, практически уложившись в сроки, назначенные издательствами.

— Уже пятые сутки полный штиль, — жаловался мистер Флетчер. — Если бы все это происходило в те времена, когда ходили под парусами, мы бы давно загнулись от жары и тоски. Даже электрические вентиляторы, которых не было во времена парусного флота, не спасают. Как же они все-таки переплывали океан, эти сумасшедшие?

— Очевидно, у них было какое-то средство, — его собеседник, высокий поджарый американец с густыми каштановыми усами, в кепке с длинным козырьком, сидел в шезлонге, вытянув длинные ноги, уже загоревшие дочерна.

— Вы, мистер Коули, просто стоически переносите эту жарищу, — с завистью сказал Флетчер. Он был одет так, как одевается типичный англичанин в тропиках: белые полотняные шорты, такая же полотняная куртка с короткими рукавами и пробковый шлем. Красное, обрамленное рыжими бакенбардами лицо Флетчера лоснилось от пота.

— Уверяю вас, в этом совсем нет моих заслуг, — сказал американец. — Я ведь из штата Джорджия, а у нас там летом почти так же. Такая же солнечная погода.

— Вы называете это погодой, мистер Коули? По мне это пекло!

— Ничего, мы уже стали сваливаться в южные широты, в Кейптауне будет совсем холодно, ведь у них сейчас зима.

— До Кейптауна еще едва ли не неделя хода, — проворчал Флетчер.

— Дня четыре, не больше. Не вешайте нос. «Правь, Британия, морями» — ведь это про вас сказано?

— Наверное, и про меня тоже. Угораздило же нас иметь такую империю, где солнце никогда не заходит. А если еще такое солнце, как сегодня и в предыдущие четыре дня… — он махнул толстой красной рукой, покрытой рыжими волосами.

— Трудно быть гражданином великой державы, — рассмеялся американец. — В этом я с вами согласен. Вам приходится мотаться по белу свету, поспевая во все концы империи, постоянно смотреть за соседями, чтобы они не оттяпали себе кусочек, но зато у вас не было «сухого закона», от которого так страдали мы, американцы. Больше полутора десятков лет жажды. Теперь все позади. «Сухой закон» уже с год, как отменен, кризис, кажется, тоже идет на убыль, так что есть достаточно много поводов для оптимизма. Появятся такие поводы и у вас.

— Ну, лично вас, мистер Коули, кризис не здорово коснулся, как я полагаю, — сказал Флетчер.

— Почему вы так решили?

— Так ведь ваши книги читает весь мир. Вы их писали, кто-то их да покупал — не в одних только Штатах. Так что кризис сам по себе, а вы сами по себе.

— Нет, я тоже почувствовал это на своей шкуре, — покачал головой Коули. — Я большую часть времени, с самого начала кризиса, жил в Штатах, в усадьбе моего деда. Он чуть не разорился. У него были ткацкая и прядильная фабрики, которые пришлось закрыть на время. И фермеры вокруг разорялись. А быть среди всего этого и чувствовать себя счастливым, даже если у тебя есть деньги, просто невозможно, уверяю вас. Да, с моими деньгами я не чувствовал себя счастливым. Правда, без них я был бы еще несчастнее, — он улыбнулся какой-то мальчишеской, застенчивой улыбкой.