Маргарита Кармин - Царица снов

В эти минуты он действительно явственно слышал чье-то прерывистое дыхание и тщетно ждал, когда раздадутся удаляющиеся шаги. Но шагов не было слышно, а дыхание становилось все громче и чаще.

Сердце его бешено колотилось, но он все еще не мог понять: дыхание, которое так напугало его, раздавалось из той самой комнаты, в которую он вошел. Решив, что, стоя у двери, он только напрасно теряет время, юноша направился вперед, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте и опираясь рукой о стену.

Луна величаво выплывала из-за рассеявшихся понемногу туч. Вскоре ее свет посеребрил крыши высокого замка, проникая во все окна и закоулки. Юноша не очень обрадовался ей: яркий свет луны мог его выдать.

Джон огляделся, ища еще какую-нибудь дверь, которая бы наконец вывела его из злополучного замка Хоритебл. Ему показалось, что в противоположной стороне видна дверь, и он направился туда, но… что-то заставило его остановиться. Он почти знал, что это, и каждый нерв его затрепетал, когда он услышал — а после, обернувшись, и увидел — предмет своего страха. Юноша обомлел и выронил ключ, успев только прислониться к стене и прижать руку к сердцу.

Молодой человек при свете восходящей луны отчетливо видел перед собой резко очерченную, черную, неподвижную как статуя фигуру.

Постепенно разговоры в гостиной, где собралось небольшое общество во главе с Королем, смолкли. На смену им пришли легкий звон бокалов и постукивание вилок о тарелки. На столе стояло несколько свечей в дорогих подсвечниках, и они отбрасывали дрожащий свет на хрусталь бокалов. Наступило несколько минут покоя, затем в тишине ночи раздался трепещущий звук — словно хищник гневно и недоуменно в своем потревоженном одиночестве издавал глухое рычание.

— Что такое?! — с беспокойством и некоторым раздражением воскликнул Король. — Что с ней произошло?

— Быть может, обойдется, — пожал плечами помощник.

Но в ту же минуту раздался неописуемый шум; снова его прервало рычание. И, заглушая всю эту бурю звуков, вызвавшую недоумение у разбойников, тишину замка прорезал отчаянный крик человека, описать который не может перо. Король вскочил, побледнев.

— Это опять Регина! — пробормотал он, бросаясь вон из комнаты.

Его помощники и “товарищи по профессии” бросились за ним.

… Картина, представшая перед их глазами, была ужасной.

Джоуд хотел было уже захлопнуть отворившуюся чугунную дверь, чтобы не дать кому-то возможность вырваться из просторной клетки, когда из темноты в нескольких шагах от него раздался крик ужаса и страха. Все прибывшие замерли.

— Помогите! Помогите! — кричал из глубины тонкий перепуганный голос.

— Там кто-то есть, — воскликнул со страхом помощник Короля.

Джоуд не ответил ему и, выхватив из его рук факел, поднес его к отверстиям сквозных чугунных узоров.

— Помогите! — в последний раз прозвучал крик и замер.

В комнате послышалось движение, и к двери выскочила из темноты крупная черная пантера. Она остановилась перед дверью и, словно не обращая внимания на окружающих клетку людей, принялась лениво щупать лапой что-то белое, лежавшее на полу. Все оцепенели. В контурах белого угадывались очертания человеческого тела.

— Регина! — крикнул Король, и в тот же миг раздался выстрел.

Это заставило пантеру отпрянуть; она беспокойно повернула голову и, вновь заметив яркий свет факела прямо перед ее раскрытой пастью, легко и грациозно отскочила в сторону.

Это было невероятно, но вскоре Королю удалось усмирить пантеру, и она, словно котенок, улеглась в углу, лишь изредка сверкая в темноте своими зелеными глазами. Пока Король успокаивал дикую кошку, его два помощника подняли раненого и перенесли в более безопасное место. С помощью факела Джоуд отыскал на полу оброненный ключ, поднял его, запер дверь; приняв меры предосторожности, он направился к пострадавшему.

— Это наш пленник! — воскликнул было один из разбойников, взглянув на его окровавленную одежду. Но его глаза расширились от ужаса и изумления, когда свет факела упал на лицо. Черные длинные локоны прилипли к одной из кровавых полос — следов легкого прикосновения когтей хищника. Это была женщина!

— Так я и думал, — прошептал Король, не отрывая от нее взгляда.

— Господин, это невероятно, — прошептал помощник, удивленно переводя взгляд то на своего хозяина, то на раненую.

— Я хотел заставить ее открыться, но даже не подозревал, что все может произойти так ужасно, — продолжал Король, не обращая внимания на слова помощника. Затем снова опомнился и обернулся к окружавшим его разбойникам. — Кино, — сказал он помощнику, — ее нужно перенести в комнату. В чистую. Но только осторожно. Сделайте это так, чтобы она ничего не чувствовала. Ланс, немедленно буди Джеймса. Бедняжка, как она только оказалась здесь?.. Еще немного, и мы подоспели бы… слишком поздно. На ее счастье Регина была сыта и решила только поиграть и немного отомстить нарушителю ее покоя.

Раненая долго не приходила в себя; наконец, она открыла глаза и бросила растерянный взгляд на своего спасителя — она, конечно, не узнала его. Затем она принялась бормотать какие-то бессвязные слова. Когда доктор Короля — Джеймс — велел уложить ее на кровать, она, потревоженная движением, снова потеряла сознание. Ей перевязали раны, наложив сперва какую-то мазь, которая принесла пострадавшей немедленное облегчение. Она попросила пить, сделала несколько глотков и вскоре глубоко уснула. Итак, Джон Фэрграун был разоблачен.

… Когда раненая открыла глаза, было совсем светло. Яркое солнце заливало желтым светом всю чистую, роскошно обставленную комнату. Она лежала на большой кровати с откинутым розовым пологом; белые тонкие простыни были обшиты дорогим кружевом. Однако раненая обратила на это мало внимания. В тот момент, когда она открыла глаза, с ее губ сорвался стон — она пришла в себя от сильной боли.

Она вспомнила смутные образы, чьи-то озабоченные лица, прикосновение чьей-то теплой ласковой и вместе с тем сильной руки к своему горячему лбу. Однако вместе с этими светлыми образами ей вспоминались и мрачные события — яркий свет огня, ужасная боль, страх, крики посреди зловещей темноты, ужасное дыхание рядом с собой.

Ей казалось, что слишком отчетливо она помнит среди общего хаоса чье-то склоненное над ней лицо: очень часто она видела его перед собой. Это был один из светлых образов, и ей в то же время казалось, что она видела его раньше. Видела, но не узнавала. Сейчас она впервые очнулась; она и раньше приходила в себя, слышала вокруг чьи-то голоса, различала лица, но рассудок ее словно не осознавал всего происходящего вокруг, и притом она обретала сознание совсем ненадолго, мучительная боль снова повергала ее в продолжительный обморок, — но сейчас она словно впервые обрела сознание, могла чувствовать, ощущать, думать.