Маргарита Кармин - Царица снов

— Прошу простить мне мой наряд, сударыня, — почти оправдываясь, сказал он, — но дело в том, что это не моя воля. Мои друзья желают видеть меня именно таким, каким я был в те годы.

Судя по всему (и учитывая воспитание), это должно было оскорбить Маргарет, как оскорбило бы любую светскую женщину. Но, увидев Короля таким, каким он в этот вечер предстал перед ней, — счастливым и сияющим, — она не только не почувствовала отвращения — наоборот, пришла в восторг. А он действительно был красив в этот вечер. Но переведя взгляд на его сапоги, начищенные до блеска, она заметила по-прежнему вложенный в ботфорт кинжал.

— Послушайте, Король, зачем же вам кинжал в этот праздничный вечер? — удивленно спросила она.

— Он всегда со мной. Таков уж мой удел! — улыбаясь, вздохнул Джоуд, подавая Марго руку. Она молча оперлась на нее и последовала за своим спутником.

Они вышли на огромную широкую поляну. Вокруг было множество народу, у всех были радостные, веселые лица, многие были пьяны. Посреди луга пылал огромный костер. Разбойники сидели кто на чем: для этого были специально принесены бревна и камни; но одно место не было занято. Оно находилось у всех на виду и недалеко от костра. Это был обычный большой камень, на который сверху был наброшен ковер, — это был трон Короля.

Заметив своего атамана, разбойники чрезвычайно обрадовались, раздались отдельные прославляющие возгласы, их подхватили все. Король спокойно шел между расступившимися разбойниками, улыбался и кланялся. Было видно, что ему это восхищение и почет привычны, но приятны.

Маргарет украдкой поглядывала на него. Он казался таким ослепительно-прекрасным, таким благородным, что ей стало не по себе при мысли, что рядом с ним идет она. Рядом с НИМ! Она чувствовала, что совершенно не вписывается в эту атмосферу ликования и радости, но еще горше ей было от мысли, что ее присутствие здесь не нужно, что она нелепо смотрится рядом с красавцем Королем. Мысль, что она идет рядом с ним, что он оказывает ей знаки внимания, радовала ее; но теперь она чувствовала, что не заслужила подобного отношения к себе, что человек, рядом с которым она шла, — Король в полном смысле слова, просто он очень уж снисходителен к ней. Она говорила сама себе: нет, он просто-напросто добр с людьми. Но ей как будто хотелось чего-то иного. Может, чего-то… большего?..

Впрочем, Джоуд не всматривался в ее лицо; он спокойно вел ее к трону, не переставая улыбаться и благодарить разбойников за преданность.

Когда они дошли до описываемого места, Джоуд предложил своей спутнице сесть, а сам встал за ее спиной.

— Спасибо, друзья мои, за вашу верность и любовь, которая держит наш Союз вот уже несколько лет. Благодаря вашей отваге и силе наши ряды совсем не редеют, а даже пополняются. Вы помните наши законы, установленные навсегда; вы знаете, что атаман должен быть неразлучен со своими товарищами. Все это время, сколько существует наше братство, я старался прислушиваться к воле и желаниям моих подданных, и они как будто были довольны. Ну, а сейчас я, как обычно, хочу спросить: чем недовольны мои друзья, что не устраивает их в правлении их предводителя, что они желают изменить?

На несколько секунд установилась полная тишина; слышно было только, как потрескивают поленья в костре. Затем толпа зашумела, и послышались возгласы:

— Наш Король — прекрасный правитель!

— Он обо всем подумал!

— Нам живется совсем неплохо, гораздо лучше, чем мы жили до этого!

— Значит, вы всем довольны? — спросил Король.

— Всем, всем!

— И вам ничего не хотелось бы изменить?

— Все абсолютно прекрасно! Это просто райская жизнь!

— Ваши слова радуют меня, ребята, — ответил Король, когда страсти немного улеглись. — Это говорит о том, что ваш Король правит честь по чести, совесть по совести, правильно и справедливо. Это так?

— Король — наш Соломон! — выкрикнул кто-то.

— Ну что же, если вы всем довольны и ничто не вызывает у вас осуждения, то… Я предлагаю веселиться! Где веселая смута?

Последние слова были встречены отчаянными криками.

Красноватый свет костра, разгоревшегося на ветру, придавал фантастический вид этому дикому суровому пиршеству. В кругу был такой водоворот! Разбойники пили — но, разумеется, в меру; устраивали всевозможные состязания — боролись, метали ножи, хвастаясь силой и ловкостью…

Король радостно и с каким-то снисхождением смотрел на беснующихся разбойников. Он, казалось, был сейчас всецело поглощен этим созерцанием, и Марго чувствовала себя на троне покинутой и уязвленной. Ей вновь хотелось, чтобы Джоуд, как и прежде, обратился к ней… или хоть взглянул на нее. Она старалась одергивать себя, называя себя гордячкой — себялюбивой и слишком тщеславной.

Вся эта “смута”, во многом непонятная для Маргарет, продолжалась около часа. И за это время Король ни разу не обратился к ней. Ни единожды! А само его присутствие, ощущение его близости рождало в ее душе какой-то новый трепет.

“Он слишком любит своих товарищей!” — с какой-то незнакомой горечью сказала она сама себе. Но тут же обозвала сама себя неблагодарной.

Они — Король и она — молчали; его близость все больше и все глубже волновала Маргарет; молчание все больше тревожило ее.

Тем временем суматоха понемногу утихла. Из толпы выбрался человек с золотой чашей в руках. Король, наверное, знал, что означало это появление. Когда человек приблизился, Маргарет узнала Кино — первого помощника Короля Джоуда. Подойдя к ним, он опустился на одно колено перед Королем и протянул ему чашу.

— Я пью за вас, мои друзья, за наше братство, за наше прекрасное будущее! — воскликнул Король, выпил чашу до дна и бросил ее на землю.

Вокруг вновь раздались крики ликования. Кино поднялся, но не уходил. Когда все смолкло, он многозначительно взглянул на Короля и тихо добавил:

— Мы просим вас.

На темном бархатном небе появилась луна, круглая и чистая. Костер становился все меньше, но никто не подбрасывал в него дров. Глаза постепенно привыкли к мягкому свету луны.

По знаку Джоуда притащили второй камень и так же накрыли ковром; он лежал почти рядом с прежним троном Короля.

— Я приветствую вас, сударыня, — тихо обратился Король к Маргарет, еще ничего не понимавшей. Затем, усевшись на этот только что принесенный камень, взял в руки гитару, переданную кем-то из толпы. И начал петь.

“Какой чудесный голос!” — подумала Маргарет. А он пел:

Она знала эту песенку, сама пела ее когда-то в кафе “Сандрильона” под восхищенные вздохи поклонников, — но подпевать Королю она не решалась: собственный голос показался ей недостаточно красивым и чистым.