Маргарита Кармин - Царица снов

Миссис Стонер приехала явно не в духе и гораздо позже, чем я предполагала. По пути в Мисфизенсхолл у кареты сломалось колесо, и ей пришлось нанимать дилижанс. Испортив настроение во время отчитывания кучера за недосмотр, она вернулась и окончательно рассвирепела, узнав, где ее сын. Меня она еще не видела.

Когда вернулся мистер Томас, а в этот вечер он вернулся даже раньше обычного, она принялась отчитывать его и пришла в бешенство от его грубых возражений. (Мы с мисс Мери сидели здесь же, в уголке гостиной). Миссис Стонер становилась багровой, ее маленькие глаза горели злобой. С гневного тона она перешла на крик, задыхаясь и едва переводя дух. Такое злобное отношение ко всему окружающему окончательно превратило ее в извергающийся вулкан, когда она посмотрела счета и узнала, сколько за месяц истратил ее сын.

Она глядела то на сына, то на слугу, принесшего счет, словно не зная, на кого из них прежде напасть. Наконец, она прогнала слугу и обрушила целый поток упреков и крика на мистера Томаса, что мало взволновало его. В этот момент случилось совершенно непредвиденное, а именно — в разговор решила вступить мисс Мери. Ее речь не отличалась важностью, она просто повторила избитую фразу. Я не запомнила в точности ее слов, но заключение мисс Мери было примерно таким: “Не в деньгах счастье, важно, чтоб чувства цвели!” Но боже мой! Что сделалось с тетушкой!

— Что?! — проревела миссис Стонер, мгновенно позабыв о сыне. — Кто, кто это? Кто пригласил сюда эту дерзкую ханжу?

— Мисс Шелсон в гостях у меня, — ответила я.

Слова эти произвели странное действие на тетку. Ее гнев дошел до предела, до кипения, он клокотал в ней. Я поняла, что сейчас окажусь в горячей реке бешенства, и была права: гнев тетки вылился на меня.

— Ах, так! — исступленно закричала она. — Мисс Шелсон здесь в гостях у тебя, в моем доме?

На этот раз вышла из терпения я.

— Что вы этим хотите сказать, тетя? — спросила я.

— Что… я хочу… сказать? — глаза тетки округлились. — Я? Это ты должна сказать мне, почему ты до сих пор находишься в моем доме, почему я терплю тебя здесь!

— Но ведь я… Тетя! — вскрикнула я, увидев, что она грозно движется на меня.

— Не смей называть меня тетей! — орала она. — Не смей! Гадкая девчонка! Как смеешь ты относить себя к роду Стонер? Кто позволил тебе жить в моем доме и считать себя здесь госпожой?! Бессовестная, неблагодарная дрянь!

— Как вы смеете оскорблять меня? — Я была поражена ее словами. Мисс Шелсон вскочила в испуге, не зная, что произойдет дальше.

А дальше тетка схватила меня, как тигрица, и надавала пощечин. Мери вскрикнула. Я отступила. Слезы навернулись мне на глаза.

— Дрянь! Бесстыжая нищенка! Завтра же отправляйся на кухню! Нанси как раз нужна помощница, или я выгоню тебя, в чем ты пришла к нам!

Она ушла. Я не могла понять, в чем дело, и больше не могла сдержать своих слез, слез обиды и беспомощности. Я сорвалась с места и бросилась в комнату, провожаемая насмешливым взглядом мистера Томаса.

Я упала на кровать и зарыдала. Я не слышала, что говорила мне вбежавшая в комнату вслед за мной мисс Мери, не слышала, как она ушла, не получив ответа.

Наконец, когда я не в силах была уже плакать, я вдруг заметила, что рядом со мной, на краю постели, сидит моя горничная, ласковая и добрая женщина по имени Фанни.

— Прошу вас, мисс, успокойтесь, — произнесла она, поднося мне бокал лимонада. — Выпейте это и успокойтесь.

Я вспомнила, что, когда я выбегала из гостиной, она стояла в соседней комнате и протирала зеркала. Когда я кое-как успокоилась, она отнесла бокал на место и сказала:

— Не сердитесь на меня, мисс. Я случайно все слышала и вполне понимаю вас. Вы ни в чем не виноваты, госпожа сегодня очень уж разгневалась.

— Это ее личное дело. Но она не имеет права так оскорблять свою племянницу.

— Вы не племянница ей, мисс…

— Что?.. — Я села на постели.

— Это правда, мисс; она права в этом, вы с семьей Стонер не одной крови.

— Кто тебе сказал? — удивилась я. — Как ты можешь так говорить?

— Потому что я знаю, — отвечала она. — Вы не дворянского звания, мисс, как думали, а обыкновенная девушка, такая же, как и я.

— Что за глупости?

— Это правда, мисс.

— Объяснись же!

— Вы так настаиваете, мисс?

— Я требую.

— Если вы хотите, я могу рассказать вам, как вы попали сюда, в этот дом, но…

— Расскажи, — сказала я. — Я хочу знать, какие основания имеют миссис Стонер и мистер… — Я запнулась.

— Хорошо, мисс. Слушайте.

В этот вечер я узнала историю своего происхождения и своей жизни.

— Вы же знаете, мисс, каким человеком был мистер Альбер… Он всем нравился, все его любили; сколько живу на свете, нигде еще не встречала такого доброго и ласкового хозяина. Никому из слуг он почти ни в чем не отказывал, вы ведь помните, мисс, как он обращался со всеми?

— Да, — сказала я сквозь слезы; но это были уже другие слезы. — И что же?

— Благодетель он наш, — произнесла Фанни и поднесла фартук к лицу; ее голос дрогнул. — Такой хороший был человек… Да не дядя он вам.

— Не дядя? — воскликнула я. — Так кто же тогда?

— В том-то и дело. Вы только не плачьте, мисс. Выслушайте, как все произошло, только не плачьте.

— Рассказывай, — печально сказала я и приготовилась слушать.

— Я служу в этом доме более тридцати лет, здесь у меня есть муж, как вы знаете, и сын Боб. Помните его, мисс? Он у вас садовником служит.

Семнадцать лет назад, когда моему мальчику было шесть лет, он тяжело заболел. Ему было так плохо, доктор сказал, что его необходимо отвезти в лондонскую клинику, где его осмотрят и обеспечат ему уход. Может, только тогда он и поправится. А было-то зимой это, лютой зимой, в тот год что ни день, то метель воет. А мальчик мой умирал. Мистер Альбер как узнал об этом, велел нам с мужем собраться и сына собрать, да сказал, что отвезет нас в клинику. Мы его отговаривать стали, буря-де нынче страшная поднялась. Да больно уж добрый он был, так и не отказался. Велел экипаж заложить; уложили мы Боба кое-как да отправились из нашего Йоркшира в Лондон. Ехать трудно было, всю дорогу занесло, карета то и дело останавливалась и падала. Ветер сильный выл, муж мой закоченел совсем; он ведь кучер, если помните, мисс. Кое-как мы добрались до города, отыскали клинику, все устроили. Буря через три дня улеглась, да мы не могли ехать. А скоро опять завьюжило, да как раз мы домой должны были ехать. Ночью поднялся ветер, а потом и вьюга. Мы ехали медленно; моему мальчику легче стало, он неделю лечился в клинике.

Тут вдруг карета опрокинулась; мы вышли с мистером Альбером, чтобы помочь поднять ее. Кругом темно, ничего не видно. Только хотели садиться — слышим: плач чей-то. Прислушались — ребенок плачет. Я сначала думала, что это Боб, да он уж большой был тогда, а плач совсем детский. Мистер Альбер взял фонарь и пошел искать. Мы за ним. Выходим — за сугробом мужчина мертвый лежит, замерз, наверное, а рядом ребенок спеленатый. Чудом живой остался: за сугробом выпал, где ветра меньше было. Да и то снегом почти полностью припорошен — насилу разглядели.