Гарольд Роббинс - Соблазнитель душ

Пастырь молчал.

— Вы упомянули хороших людей. Но они уже втянуты в собственный бизнес, крупный бизнес, приносящий от двадцати до тридцати миллионов долларов в год. Им нет нужды начинать что-то заново. Кроме того, к ним уже привыкли, а мы полагаем, что американская публика готова принять новичка с распростертыми объятиями. Проповедники — те же звезды шоу-бизнеса. Каждый год телевидение находит новых. Я думаю, то же необходимо и религии.

Пастырь по-прежнему молчал.

— Вы, разумеется, понимаете, что в расчет будет приниматься не только ваш опыт, преподобный Толбот, — вмешался в разговор Маркус Линкольн из «Рэндл коммюникейшн». — Нам придется сделать кинопробы, чтобы наши эксперты оценили, как отреагируют на вас телезрители. Иной раз прекрасный проповедник совсем не смотрится на телеэкране.

— Это точно, — кивнул Эверетт, президент рекламного агентства. — Надо посмотреть, как вы держитесь перед камерой, как управляетесь с прессой, как отвечаете на неожиданные вопросы.

Пастырь медленно оглядел всех присутствующих.

— Я, разумеется, польщен вашим вниманием. От ваших планов у меня захватывает дух. Но вы ни слова не сказали о том, что является для меня наиглавнейшим.

Рэндл нахмурился.

— О чем же мы не сказали ни слова, преподобный Толбот?

Пастырь повернулся к старику.

— О Боге. Как Он соотносится с только что здесь сказанным?

Старик пронзил его взглядом. В голосе вновь послышался сарказм.

— Вы, молодой человек, хотите знать, при чем здесь Бог? — Он поднялся, тяжело опираясь на палку. Указал на окно, за которым простиралось ранчо. — Много лет тому назад, мальчиком, я каждое утро шел по этой дороге в школу. Все четыре километра. И знаете, с чего начинались школьные занятия? Мы все давали клятву верности.

Опираясь левой рукой на палку, правую он положил на сердце. Голос наполнился силой.

— Я клянусь в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он олицетворяет, нации, которой покровительствует Бог, где всем дарована свобода и справедливость.

Рэндл помолчал, опустился в кресло.

— Нации, которой покровительствует Бог. Находятся, знаете ли, красные и либералы, которые хотят, чтобы эти слова не звучали в наших школах. Стоит ли удивляться, что во Вьетнаме мы потерпели поражение? И уже не кажется странным, что на уме у наших детей спиртное, наркотики, секс, а не уважение к родителям и стране.

А все потому, что они смотрят на интеллектуалов с Востока [15] Имеется в виду интеллектуальные центры Восточного побережья США, в частности, Нью-Йорк. и доброхотов, которые, начиная с Франклина Рузвельта, целенаправленно раздают богатства великой нации ленивым бездельникам этой страны, предпочитающим пособие по безработице честному вознаграждению за свой труд, и остальному миру, включая Советскую Россию, цель которой — покорить нас и уничтожить. И им уже удалось подмять под себя половину планеты.

Мне было тридцать лет, когда Рузвельта избрали президентом, и я помню слова отца, которые тот произнес, услышав по радио экстренный выпуск новостей: «Поверь мне, сынок, это начало конца. Сначала он заморозит наши деньги и отберет их у нас в виде налогов. Потом он втянет нас в войну, как Вильсон, чтобы освободить мир для демократии, а когда война закончится, он предаст демократию».

Все произошло, как и предсказывал отец, и ситуация повторяется раз за разом. Но теперь пришло время здравомыслящим, верящим в Христа американцам вернуть себе нашу страну. Мы должны получить право сказать во всеуслышание, что нам нравится, а что — нет. Мы должны возвести в ранг закона заповеди Божьи и перестать кормить красных, евреев и ниггеров. Я, например, не хочу, чтобы честно заработанные мною деньги исчезали в карманах этого отребья.

Он замолчал, оглядел своих гостей. Они одобрительно закивали. Рэндл повернулся к Пастырю.

— Молодой человек, я выразился достаточно ясно?

— Более чем.

— И что вы думаете по этому поводу?

Пастырь ответил после короткой паузы.

— Как назывались вина, которые вы упомянули, когда я приехал сюда?

— Бордо и бургунское.

— Так вот, сэр, у меня складывается впечатление, что вы похожи на человека, который жалуется на жизнь, держа в руках по бутылке вина. Импортного вина.

Как я уже говорил, я не силен в арифметике, но готов спорить, что вы стали богаче в сто, а то и в пятьсот раз с той поры, когда ваш отец произнес процитированные вами слова, так что мне трудно понять, на что вы жалуетесь.

Я лишь задал простой вопрос. Как соотносится Бог с вашими планами? Вы на него не ответили.

В молчании все воззрились на старика. Он же не сводил глаз с Пастыря.

— Вы хотите сказать, что из меня прет одно дерьмо, преподобный Толбот? — с обманчивой вкрадчивостью спросил он.

Пастырь ответил в том же тоне.

— Это ваши слова, мистер Рэндл, не мои.

Старик рассмеялся.

— Сообразительности у вас не отнимешь, молодой человек, приходится это признать. — Он повернулся к своим гостям. — Я не ошибся. Именно такой человек нам и нужен. Он никого не будет слушать. Во что он верит, то для него и истина. А это благо и для Бога, и для страны. — Он вновь посмотрел на Пастыря. — Правильно я излагаю, преподобный Толбот?

— Да, сэр, — последовал ответ. — Правильно.

Лимузин привез Пастыря на поле в час ночи. Вылезая из машины, он увидел, что тент уже загружен в кузов большого грузовика. Поблагодарив шофера, он зашагал к своему фургону.

Джо оставил рабочих и поспешил к нему.

— Как прошел обед?

— Превосходно.

— Беверли и Тарц ждут в фургоне. Они хотят знать, сколько отдавать денег Первой баптистской церкви.

Пастырь кивнул, открыл дверь.

— Ты тоже зайди.

Они прошли к столику, за которым Беверли и Тарц пили чай.

— Ты устало выглядишь. — Беверли встала. — Позволь мне налить тебе чашку женьшеневого чая.

Пастырь покачал головой.

— Не надо. Со мной все в порядке.

Беверли посмотрела на Джо.

— А ты выпьешь чая?

— Я предпочитаю пиво, — Джо достал банку из маленького холодильника, открыл, поднес ко рту. — В девять утра можно трогаться в путь.

— Ехать нам не надо. Мы остаемся здесь. Распорядись, чтобы утром тент установили на прежнее место.

— Но мы уже отправили тысячу долларов задатка за две следующие проповеди. Мы потеряем деньги, если не приедем туда.

Он не ответил.

— Тогда у нас нет другого выхода, — продолжила Беверли. — Мы не сможем выплатить Первой баптистской церкви половину вырученной сегодня суммы. Не сможем даже рассчитаться с рабочими за эту неделю.

— Мы им отдадим, сколько обещали, — твердо заявил Пастырь. — Мы никого не обманывали раньше, и я не склонен что-то менять.