Тудора Аргези - Лирика

Чего же ждать? Что будут обильны и щедры
Моей воскресшей жизни нежданные дары?
Чего же ждать? Что ночью шаги заслышу вдруг,—
О, кто он, безымянный, всегда далекий друг?
Чего же ждать? Чтоб в лунном серебряном затишье
Вновь ласточек увидеть, ютящихся под крышей?
Иль чтобы к той калитке, затерянной в ночи,
Тоскующая память подобрала ключи?
Чтоб вспыхнул в мертвом пепле огонь неугасимый?
Но нет ко мне дороги, но все проходят мимо,—
Одна тропинка вьется, как тень, как струйка дыма…
Ни двери, ни ступенек, ни окон, ни крыльца.
Лишь звезды шепчут ночи о чем-то без конца…
Зачем же ждать чего-то от завтрашнего дня?
Вся жизнь сейчас, все годы, все рухнет на меня…

Уж полстолетья ты тревожишь неустанно
Чернила и слова, перо томишь в руках,
И все ж, как и тогда, победы нет желанной:
Они всегда с тобой — сомнение и страх.

И для тебя опять, как тягостная мука,
Страница белая и вид строки твоей,
И первого в душе опять боишься звука,
И буквы для тебя опять всего страшней.

Когда же вновь листки исписаны тобою,
Они уже летят поверх озерных вод,
Летят из сада прочь, как листья под грозою,
Так что и персик сам их проглядел уход.

И в каждом слове ты вновь чуешь содроганье,
Сомненье горькое чернит твои мечты,
Живешь ты, как во сне, в своих воспоминаньях.
Кто диктовал тебе — уже не знаешь ты.

Ушла. Я сам просил, чтоб ты ушла скорей.
Глядел вослед тебе, как шла среди полей
По тропке, что вдоль клевера тянулась.
А ты ни разу и не обернулась.

Я мог позвать, рукою шевельнуть.
Но тень моя могла ль тебя вернуть?
Хотел, чтоб ты ушла, чтоб не ушла.
Но мысль дойти до слуха не могла.
Я сделал знак — вернуть тебя с пути.
Ушла? А почему бы не уйти?

Скрипач, брось скрипку, мне ее не надо,
И вздохам тем душа моя не рада.
Мне звуки флейты задают вопросы,
И тягостен их хор многоголосый,
Я на вопросы отвечать не в силах,
Пусть прошлое покоится в могилах.

Свирели, наи, трубы сладкогласны,
Но в их звучанье слышен стон неясный.

Молчите, ветры, воды и криницы,
Как будто вы не быль, а небылицы.
Пруд, зеркало свое забудь и тени,
Что промелькнули в нем, как ряд видений.
А если б я услышал отзвук дальний,
То стал бы дух мой горше и печальней.
В свинцовый саван призраки одеты,
И мне невыносимы их приветы,
И мне невыносимы их упреки.
Что ж не смолкаешь ты, смычок жестокий?

Возводишь ты алтарь, что был в твоих мечтах.
Не призрачен ли он? Не разлетится ль в прах?
В тот миг, как тормошить ты души словом стал,
Навеки клятвой той судьбу свою связал.
Велишь ты звездам петь, людей возносишь ввысь,
Тщеславье позабудь и дара не страшись.
Нельзя шутить с огнем, коль стал писать стихи:
Пусть много в книге слов — не меньше шелухи.
Им красок новизну и свежесть подари,
По-новому они заблещут изнутри.

Проклятье над тобой век будет нависать.
Пока строитель ты, все волен выбирать.
Но чтоб алтарь стоял у бездны на краю,
В фундамент заложи свой дух и жизнь свою.

Протяжно чья-то песнь с балкона понеслась.
Неведомо когда она там родилась.
Сначала легкая, как шелковый пушок,
Но вот ее напев на мир вечерний лег,
На весь притихший сад, на листья, на стволы,
Чтоб муки исцелять под нежной дымкой мглы.
И слышит тишина ту песню сквозь туман —
В ней врачевание кровоточащих ран.
Звук разветвляется, и эха слышен бег,
И сыплется с ветвей лиловый пышный снег.
Звучащие стихи, где в каждой спит цветок,
Что льнет к другим цветам, как будто к слогу слог!
И в старости мне вновь слова спешат помочь,
Подняться я хочу, отбросить посох прочь.
Страданий океан под радостью живой,
Как небо после гроз, меняет облик свой.
В сегодняшнем встает минувшее опять —
Как в песне той стихам все вновь и вновь звучать.

День голубой всплывает в окне из синей ночи.
И холодно и тихо трепещет занавеска.
В грудь ночи свет вступает так хрупко, так нерезко.
Вместилось небо в стекла, как бы в горшок цветочный.

Не сплю в гнезде вселенной, на страже досветла
Со звездами стою, вдыхая ночи холод.
И молод я опять и отрешен от зла,
Ведь время все звончей течет в свой длинный желоб.

Когда ушла надежда, когда она пришла?

Весна! Ты с моею родимой страною
Встречаешься, будто с сестрицей-весною,
Ты — юная вечно, она — молодеет,
В своих перекрестках зеленых свежеет.
Погодою тихой, безмолвным приветом
Встречает тебя, озаренная светом,
Встречает тебя по-иному, чем прежде,—
В почти паутинной тончайшей одежде,
Расшитой колосьями, маком снотворным,
Расшитой плющом молодым и проворным,
В душистых цветах, в васильковых узорах
Встречает тебя на зеленых просторах…

У ней на плече для сестры ненаглядной
Кувшин с ключевою водою прохладной.
Она угощает сестру дорогую
Водицей, что сладостнее поцелуя.

Минувшие годы тебя здесь поили
Слезами и кровью, отравой бессилья.
Был мечен твой памятный путь не цветами —
Он мечен могилами был и крестами.

Весна вечно юная, дай же навечно
Сестре своей руку в день встречи сердечной.
В преддверье надежды, в канун возрожденья
Встречаетесь вы — две весны, два цветенья.

Ты книгу отложи, — твои смешались строки,
Но различишь, что в их душистом соке
Вверх поднялось, что опустилось вниз.
Теперь попробуй, разберись —
С тремя струнами скрипка иль с семью?
И в книгу ночь сошла твою,
Как в сад и в дом. Все в забытьи.
И чувство мечется, не находя пути,
Как залетевший мотылек —
Из книг иных, иных ночей и строк…

Земля страны моей, земля моя,
Ты помнишь ли меня? Шаг слышишь? Это — я.
Потомок пахарей, бродил я меж людьми.
Благая, недостойного прими!

Я странствовал, настранствовался вволю,
Через границы шел к большому морю.
Со мной свирель и пес, мой страж надежный,
И острый нож, товарищ мой дорожный.
Ведь я отцом был издавна научен
Нож без ножон носить на всякий случай.