Илья Эренбург - Золотое сердце. Ветер [старая орфография]

Пабло.

Конечно! а гражданка Агнесса? — она участвовала во всѣхъ заговорахъ.

Педро.

Но гражданка Агнесса современница Наполеоновскихъ войнъ, и похожа на вѣдьму Гойа.

Пабло.

Чтожъ, за то она опытна въ конспираціи, и многихъ молоденькихъ стоитъ.

Родриго.

Вы не знаете нашего Пабло! Мы какъ-то съ нимъ мимо садоводства проходили,

Я показалъ ему на чудесныя лиліи —

Такъ онъ нарочно отвернулся и пошелъ скорѣй въ смущеніи.

Пабло.

Я былъ погруженъ въ раздумье.

Я всегда отвертываюсь, проходя мимо цвѣтовъ или красивыхъ женщинъ.

Они мѣшаютъ мнѣ думать о фаланстерѣ и трудовой коммунѣ.

(Педро и Родриго смѣются. Педро закуриваетъ сигару)

Педро.

Мы не аскеты, есть услады и для насъ,

Я знаю толкъ въ винѣ и въ барышняхъ.

Мой идеалъ, чтобъ каждый, даже папуасъ,

Курилъ бы вечеромъ такую же сигару,

Конечно послѣ честно проведеннаго и трудового дня.

(Заглядываетъ въ дверь)

Чертъ побери! но отчего я не Гонгора,

И эта красотка ждетъ не меня.

Родриго.

А вы ее примите вмѣсто Гонгоры. Ну кто тамъ разберетъ?..

По крайней мѣрѣ — забавный анекдотъ.

Для меня переворотъ — нѣчто вродѣ цирка.

Все становится наоборотъ,

Шиворотъ навыворотъ.

Гидальго жирненькій въ цилиндрѣ картошку чиститъ и осла скребетъ,

А я вотъ въ этомъ креслѣ съ графскими гербами,

Пишу приказъ… «объ уничтоженіи Имперской власти въ Германіи».

Перекрасить вывѣски, переставить календарь, перепутать имена,

Заставить каталонца говорить по-якутски,

Теперь октябрь, не все-ль равно — «провозглашается весна», —

Вотъ это революція!

Педро.

Ты фантазеръ! Мое желанье сейчасъ болѣе скромно —

На полъ часа превратиться въ Гонгору.

Глаза какіе! точно искры вспыхиваютъ.

(Родриго тоже заглядываетъ въ дверь)

Ну, какъ? прозрѣли?

Родриго.

Она похожа на того роялиста.

Что съ нимъ?

Педро.

Разстрѣлянъ.

Родриго.

Въ ней что-то необычное… невнятное…

Я бы боялся съ ней остаться…

(Черезъ другую дверь входить Гонгора)

Гонгора.

Вы заняты?

Родриго.

Мы разрабатываемъ планъ возстанія въ Германіи.

Гонгора.

Наши войска разбиты у Карэбы.

На базарахъ четвертый день нѣтъ хлѣба.

Народъ ропщетъ. Нельзя терять ни одной минуты.

Они готовятся изподтишка. Они хитрѣе насъ.

Это двѣнадцатый часъ,

Не мой, не вашъ — Революціи.

Пабло.

Гонгора, я разработалъ до мельчайшихъ деталей

Планъ общественнаго кормленья грудныхъ младенцевъ въ народномъ скверѣ.

Надо чтобы граждане со дня рожденья пріучались

Къ новой соціальной эрѣ.

Гонгора.

Войска Руиса въ трехъ переходахъ отъ Картагена,

А вы лепечете о младенцахъ.

Я былъ въ комитетѣ, тамъ со вчерашняго вечера грызутся

Въ десятый разъ голосуютъ резолюцію

О нашемъ отношеніи къ послѣднему письму Бакунина,

И о томъ, допустимы ли памятники въ Коммунѣ…

Пабло.

Вопросъ о памятникахъ мною обслѣдованъ, надо всѣ рѣшенія пересмотрѣть.

Гонгора.

Теперь надо одно — умѣть умереть.

Родриго.

Вотъ я хочу умереть. Дайте мнѣ десятокъ рѣзвыхъ ребятъ

И я перерѣжу сотню королевскихъ солдатъ.

Вы здѣсь съ Пабло сидите,

А мнѣ надоѣло это… какъ его?.. «мирное строительство».

Гонгора.

Рѣзвитесь, ребята, на картонные мечи надѣйтесь.

Для васъ революція — это игра въ индѣйцевъ.

Войска Руиса — армія, кого обманывать?

И противъ нихъ — десятокъ партизановъ!

Родриго.

Все равно ничего не выйдетъ.

А такъ, по крайней мѣрѣ, можно хорошо погибнуть.

Гонгора.

Вы думаете, что мнѣ сладко сидѣть въ этомъ дворцѣ?

Что я не мечтаю о такомъ же концѣ?

Но кто будетъ писать законы,

Устанавливать цѣны, посылать солдатамъ патроны?

А хлѣбъ, этотъ проклятый хлѣбъ — кто его достанетъ?

Да! это труднѣе чѣмъ поднять возстаніе!

Родриго хочетъ героическаго, громкаго,

Пабло провѣряетъ теоріи Санъ-Симона,

Другіе просто ищутъ выгоды,

И только прикидываются,

Но всѣ измѣняютъ, и всѣ предаютъ…

А тѣ идутъ — шагъ за шагомъ идутъ.

Пабло, Родриго! идите на митингъ.

Сигарщицы требуютъ хлѣба, не расходятся, ждутъ.

Уговорите ихъ, скажите

Что хлѣбъ везутъ!..

Родриго.

Кто везетъ? ужъ не Руисъ ли?.. а, впрочемъ, какая разница!

Эхъ, хорошо-бъ сейчасъ въ Мексику, все-таки разнообразіе!..

Иду!

Пабло.

И я иду! Я имъ скажу — довольно мечтать о мирномъ концѣ,

Довольно утопій въ духѣ Фурье…

(Уходятъ)

Педро.

Остался одинъ только выходъ изъ положенія.

Гонгора.

Какой?

Педро.

Компромиссъ, соглашеніе.

Начать переговоры съ либералами, можетъ быть и съ Руисомъ,

Умѣренное правительство,

Кой-какія реформы. Пока примириться.

Перейти въ оппозицію.

Тогда мы сбережемъ хоть зерно для будущаго…

Гонгора.

Кто хочетъ сберечь — только губитъ.

Если мы погибнемъ — черезъ десять лѣтъ, черезъ сто

Въ Мадридѣ, въ Парижѣ, въ Россіи, въ Германіи,

Изступленный работникъ въ землѣ найдетъ

Наше окровавленное знамя.

Надо чтобы пролилась наша кровь,

Огонь зальютъ, метнется искра въ ночь,

Но если мы уступимъ, вино смѣшаемъ съ водой,

Что станетъ съ нашимъ знаменемъ?

За розовую тряпку кто пойдетъ на бой?

Могила можетъ къ мести звать, но не кресло въ парламентѣ.

Нѣтъ, есть лишь одинъ исходъ:

Живыми не уйдемъ съ этого мѣста.

Пусть Коммуна еще разъ умретъ,

Чтобы снова и снова воскреснуть,

А намъ, Педро, не уйти отъ смерти — такъ на роду написано —

Но все же пуля въ сердце лучше висѣлицы.

Педро.

Хорхэ, вы слишкомъ спѣшите,

Хотите сразу передѣлать міръ.

А наше ремесло — политика,

Мы имѣемъ дѣло съ людьми.

Вы отъ нихъ требуете нечеловѣческаго.

Ночь кругомъ, темная,

Мы одни на дорогѣ, безумные развѣдчики,

Насъ не догонятъ отставшіе легіоны.

Гонгора.

Да, мы предтечи

Обреченные…

Но медлить нельзя.

Впередъ! Впередъ!

Пусть погибну я,

Смѣна придетъ.

Они придутъ въ неслыханномъ величіи,

По пути окровавленному, за нами слѣдомъ.

Теперь насъ сотни, — будутъ тысячи тысячъ,

Теперь погибель — будетъ побѣда.

Педро.

Но страшно умирать въ ночи…

Гонгора.

Я вижу первые лучи.

Они умираютъ, видя сіяніе рдяное

Былого міра, отсверкавшаго огня.

А мы, мы встали слишкомъ рано,

Чтобъ встрѣтить свѣтъ иного дня.

Педро.

Хорхэ, простите, что я васъ объ этомъ спрашиваю,