Анатолий Гордиенко - Давно и недавно

Первая настоящая работа — художественный фильм «Снайпер». 1931 год. Вы, Анатолий, возможно, знаете, что это третья по счёту звуковая советская картина. Режиссёр Семён Алексеевич Тимошенко.

Потом меня послали на Дальний Восток. Там я уже снимал самостоятельно репортажи для кинохроники, снимал пограничников, за что нашей киногруппе присвоили звание «Культуршефы РККА».

Мне хотелось быть в гуще событий, хотелось ездить, видеть всё своими глазами. В общем, перешёл я в кинохронику. Сразу попал словно в гигантский смерч. Меня кружило, бросало по всей стране. Снимал, как рыли канал в Каракумах, как возводили Комсомольск-на-Амуре, снимал легендарного пограничника Карацупу, летал на поиски самолёта «Родина». Он сел в тайге на Дальнем Востоке. Помните имена лётчиц, враз ставших знаменитыми: Гризодубова, Осипенко, Раскова?

В 1939-м я уже был известным кинооператором Ленинградской студии кинохроники. Командировки, поездки, новые впечатления, новые люди.

Началась Отечественная война. На шестой день войны в составе первой съёмочной группы кинохроники Ленинградского фронта мы начали съёмку фильма «Ленинград в борьбе». Получился большой полнометражный фильм. На него ушло много сил, много дней.

Первый бой, первые убитые наши красноармейцы, первое горестное отступление. Помню воздушный бой над нашим аэродромом. Силы неравные, немцев больше в небе. И вдруг наш «ястребок» подбил «мессера». Немец, ковыляя, снижается, садится почти рядом с нами. Бежим к самолёту. Подбежали, я начинаю съёмку. Немец будто ждал этого момента. Вылез из кабины, улыбнулся моей кинокамере, пошёл к толпе красноармейцев. Наши ребята требуют сдать оружие, он ухмыльнулся и говорит, что отдаст свой парабеллум только офицеру. У меня были в петлице лейтенантские два кубика, пришлось мне принять его капитуляцию. Далее лётчик заявляет, чтобы его немедленно отпустили, иначе «великий маршал авиации Геринг» отомстит русским. Ну, мы ему ответили как следует. Немец говорит, что он ас, герой Испании, спрашивает, кто его сбил. И тут, как в сказке, приземляется тот самый «ястребок». К нам подходит молоденький парнишка, безусый, веснушчатый. Немец отказывается верить, все вокруг дружно хохочут. Тогда немец берёт под козырек, подаёт нашему пилоту руку. И надо было видеть, с каким презрением посмотрел на «фрица» наш «соколёнок». Всё это я снял. Эпизод на лётном поле вошёл во многие документальные ленты о войне.

Бои под Ленинградом. Сжимается кольцо блокады. Снимаю в Пушкине, как бомбят сказочные дворцы, снимаю, как укрывают прекрасные фонтаны Петергофа, снимаю, как стоят насмерть наши солдатики на знаменитой Невской Дубровке.

Наступила зима. Начался голод. На Невском снимаю женщину, везущую гроб на саночках. Снимаю очередь за водой на Неве. В руках — кружки, банки, ведёрочки, бидоны. Скользко, люди падают. Эти кадры знают многие, они разошлись по всему белому свету, но впервые появились в фильме «Ленинград в борьбе».

После окончания фильма я и Лёня Изаксон полетели как добровольцы к партизанам: Холм, Дно, Старая Русса. Много дней я пробыл, провоевал в третьей Ленинградской партизанской бригаде. Командовал ею боевой храбрый человек, Герой Советского Союза Александр Викторович Герман.

После меня забросили в тринадцатую Волховскую бригаду.

Как-то подсчитал, и получилось, что с партизанами я провёл почти два года. Сколько же километров плёнки я снял за это время? Мои кинокадры вошли в фильмы «Мстители», «В тылу врага», «Народные мстители». Я встречал свои кадры в американских, в английских фильмах.

Трудности были с пересылкой плёнки, с её хранением, ведь кассеты я носил всегда с собой в вещмешке. Боялся оставить, боялся, что пуля, осколок в них попадёт. Однажды таки случилась беда: пуля пробила кассету, но хорошо, что с неотснятой плёнкой. В вещмешок попала. Не было бы кассеты — вошла бы пуля мне в спину.

Мне был выделен помощник, лётчик Петя. Его немцы сбили. Сбили на высоте тридцать метров. Как выпрыгнул, как парашют его спас — сам он не понимал. Немцы его две недели ловили, и, наконец, он к нам вышел еле живой. Назначили его охранять меня.

Немецкие каратели гоняли нас крепко. Однажды два дня гоняли по лесу, гоняли с овчарками, загнали в болото. Это случилось в бригаде Лучина.

Второй раз еле ушли под Витебском, снимал я тогда в бригаде Фёдора Ивановича Сазонова. Плёнку отснятую раздали самым лучшим партизанам. Заперли нас немцы в треугольнике. Окружают, кричат: «Сдавайся!» Я в передних рядах — автомат на шее, камера «каэска» в руке. Хорошая камера, простая, выносливая, крепкая. Добротная русская камера.

Петя меня огнём трофейного пулемёта МГ-34 прикрывает, а я бой снимаю. Две-три атаки в день. Как они хотели нас добить! Чёрта с два, накося, выкуси! Иногда «каэску» в вещмешок положу — и за автомат. Стрелял я неплохо, глаза у кинооператора должны быть зоркие. Однажды пришлось стать командиром, по званию я капитан, вот и выводил отделение к своим. До сих пор во рту сухо становится, как вспомню те бои. Как выжили? Как хотелось выжить…

Меня тогда к ордену Красного Знамени представили. Дали Красную Звезду, всем кинооператорам давали «Звёздочку». Мне её сам товарищ Калинин в Кремле вручал в грозном сорок втором году.

Вывезли меня из леса самолётом, тощего, контуженого. Подлечился, откормился, получаю приказ — отныне я оператор Центральной студии кинохроники. Снимаю освобождение Пскова, Риги. Всё хорошо, режиссёры в Москве моими кадрами довольны.

В самом начале 1945 года вызывают в столицу, получаю направление на первый Белорусский фронт к Жукову. Снимаю взятие Варшавы, Познани. Снимаю Жукова, Чуйкова, Берзарина. Снимаю, как славяне наши вышли к Одеру.

В киногруппе нашего фронта было на тот час двенадцать операторов. Конечно, среди нас выделялся Роман Кармен. Но о нём особый, отдельный разговор, тут одной фразой не отделаешься.

Где-то так в начале марта собирают всех фронтовых кинооператоров, всех, кто смог добраться в Москву. Ставят нам задачу — снимать битву за Берлин. Руководителем назначен замечательный человек, толковый кинорежиссёр Юлий Райзман. Каждому оператору даётся отдельное конкретное задание, кому авиация, кому танковые войска, кому бог войны — артиллерия. Меня прикомандировывают лично к Жукову. Велено киноплёнки не жалеть, снимать маршала днём и ночью. Но Жуков сниматься не любил.

Приходилось действовать исподтишка, подглядывать, снимать телевиком издалека. Нагоняй частенько получал от его адъютантов, а бывало, и от самого ругательные слова слышал, а я ведь офицер, капитан по званию, а за что нагоняй? За то, что я его увековечил. За то, что сейчас эти кинокадры — Жуков на КП, Жуков у карты, Жуков и генералы — подлинно золотые, их на запад уже продали и будут ещё продавать. И наши режиссёры берут, кому не лень, берут готовенькое с полок. Правда, слово «спасибо» сказать в титрах забывают. Вот и получается «Слова и музыка народные». Кто снимал, как, где, история, увы, умалчивает. Нет, оговорился, не история, а молодая самоуверенная наша поросль, наши наследники замалчивают!