Анатолий Гордиенко - Давно и недавно

Я осторожно намекаю, что меня интересует Хуттунен, что я всё хочу знать о том страшном ноябрьском вечере.

— Ладно, о совхозных делах потом, — соглашается парторг. — Пойдёмте на механический двор, найдём очевидцев — это главный энергетик совхоза Юрий Редькин и механик Виталий Михайловский.

Мы пошли по дороге. Навстречу нам двигались «Беларуси», сенокосилки, грузовики с зелёнкой.

— Вон и Юра катит, — сказал весело парторг, останавливая взмахом руки трактор «Беларусь», у которого спереди висели крепкие челюсти экскаватора. Юра ловко выпрыгнул из кабины, поздоровался. Худощавый, но крепкий, сильное пожатие руки, добрая улыбка, цепкие глаза с интересом рассматривали меня. Мы тут же договорились встретиться вечером у него дома и не спеша поговорить обо всём. Когда Юра шёл назад к трактору, я видел, как он старался не хромать, и всё же левая нога…

На механическом дворе шёл дым коромыслом и в прямом, и в переносном смысле — молодые, задорные парни в жаркой печи на колёсах варили асфальт, накладывали его в самосвал, асфальтировали огромную площадь нового двора. Плотники навешивали широкие двери гаража, в мастерские затаскивали новые станки.

Юрия Редькина и Виталия Михайловского мы нашли сразу. Они пошли со мной, вышли со двора, стали на обочину широкой дороги. Я включил магнитофон.

— Тот печальный день навсегда врезался в память, — начал Редькин. — Я собрался домой после работы, вышел вот сюда, на дорогу. Пали уже сумерки. Вдруг вдалеке ударили фары. Гляжу — со стороны Парталы идёт «Беларусь». Едет медленно и как-то странно, зигзагами. Подъезжает ближе — узнаю трактор Хуттунена. Что это с ним? Виляет из стороны в сторону, как пьяный. Неужто выпил? Да за ним сроду такого не водилось. Трактор всё ближе, ближе. И тут я понимаю — беда! Бросаюсь к трактору, тот останавливается. Я открываю кабину, вижу — всё в крови, вижу оторванную ногу. Хуттунен теряет сознание. Подбежал Михайловский, мы перенесли Юру в комнату мастеров, вызвали нашего врача, позвонили в «Скорую помощь» в Сортавалу.

…Мы сидели с Юрой в большой уютной комнате, жена Лида ушла к своим родителям, в соседней комнате спит Саша, на кухне топает маленький козлёночек. Красноватый свет настольной лампы падал на окаменевшие тяжёлые руки Хуттунена. Я включаю свой портативный магнитофон.

— Был обычный день 13 ноября 1985 года. Я работал на скотном дворе. Осень тогда была дождливая, коровники затапливало. Многие коровы стояли в воде. Вот меня и поставили на откачку этой жижи. Отвозил я эту навозную жижу в механической бочке на Тайпольское поле, километров за десять. Рабочий день шёл к концу, я делал последний рейс. Ехал и думал о Лиде. Думал, вот закончу работу, побегу к ней, потом пойдём к родителям, надо было кое-что решить к свадьбе. Свадьбу мы наметили сыграть через три дня. Приехал на поле уже в сумерках, включил насос, стал выкачивать содержимое. Вдруг слышу — забился шланг, бывает часто, соломой забивает. Я выскочил из кабины. Слякоть под ногами, снег, скользко. Споткнулся на кочке. Стал бочку прочищать. Никак не получается. Рядом карданный вал вертится — он идёт из кабины, от мотора и, вращаясь, приводит в движение насос. Только прочистил, только слил уже всю бочку, обрадовался, пошёл к кабине, поскользнулся, зашатался и начал падать на вращающийся карданный вал. А он был плохо защищён. Мгновение — и вал захватил штанину. Начал рвать, молотить, крутить. Слышу уже, как рвётся тело, как трещит кость ноги. И нельзя остановить, и некого крикнуть на помощь. Ещё мгновение — и нет левой ноги…

Я допрыгал до кабины, влез, достал аптечку, вынул жгут. Кровь хлещет сильно, перетянул ногу в бедре, жгут порвался, старый был. Достал новый, перетянул, кровь утихла. Завёл трактор, руками выжал сцепление. Скорее с поля! Только бы не потерять сознание! Выехал на дорогу, мигаю фарами — никого. Да и кто поедет после работы, дорога не бойкая. Еду, мигаю огнями, голова идёт кругом — понимаю, большая потеря крови, понимаю, что ноги у меня не будет. Хотя где-то живёт маленькая надежда: руки-то, кисти рук пришивают в Ленинграде. Снова мысли о Лиде, решаю — я ей такой не нужен. Переключаю мысли, надо думать об одном сейчас — не потерять сознание, доехать, доехать. Чувствую, заволакивает глаза красным пологом, розовым туманом, укачивать стало. Понял — теряю сознание от боли, от потери крови. Выжить! Сознание потеряю, трактор ковыльнёт в канаву, заглохнет, не выберусь, там и найдут меня мёртвого. Нет! Достал из аптечки две ампулы с нашатырным спиртом, раздавил их, встрепенулся, стало получше. Еду, еду, дороге нет конца. Снова мысли — Лида свободна. Я такой ей не нужен! Когда же дорога кончилась, будто сто километров проехал. Вцепился руками в баранку, зубы сжал, шепчу: «Держись, Хуттунен, покажи финский характер, парень!». Да и жить хотелось, и на Лиду посмотреть захотелось.

…Лида работает на ферме бригадиром. У неё важнейший участок животноводства — молодняк, четыреста телят. На летнем пастбище, в загоне, телята сразу узнают Лиду, тычутся в карманы её белого халатика, знают — там всегда есть кусочки хлеба.

Под огромной, наклонившейся от своих преклонных лет берёзой — столик, рядом — домик пастуха. Полосатый весёлый солнечный свет заливает смуглое лицо Лиды. Она мне рассказывает:

— Был вечер, вот-вот должен прийти Юра, но его почему-то нет и нет. Свадьба у нас через три дня. Вдруг кто-то крикнул с улицы — Юра сломал ногу. Я побежала на механический двор. Прибежала, не помня себя, вбежала на крыльцо, там отец мой.

— Тебе туда нельзя. Не ходи, не пущу.

— Как это нельзя? Я его невеста, папа…

Вбежала. Вижу, Юра лежит окровавленный. Две скамейки сдвинули, и он на них лежит. Врача ещё не было.

— Уходи отсюда, — сказал мне Юра. — Между нами всё кончено.

— Я не уйду. Я твоя невеста.

Прибежала врачиха, укол сделала от боли. Приехала из Сортавалы «скорая помощь».

— Уходи, — снова мне Юра говорит. — Я теперь никому такой не нужен. Ты красивая, найдёшь себе здорового, с ногами…

Когда он такое сказал, у меня душа застыла, заледенела от обиды. Вот он какой, не верит! Как же тогда наша любовь, наши мысли о будущем, мечты о счастливой жизни?

Я не помню всего, что ему говорила, но помню, сказала:

— А если бы со мной такое случилось, неужели ты бы меня бросил?..

Села вместе с ним в «скорую», поехала, за руку его держу. Привезли мы его в Сортавалу. Сразу же на операцию взяли. Поцеловала я его и шепчу, шепчу:

— Держись, держись, держись…

На следующее утро я была в автобусе, первом, что шёл от нас на Сортавалу. Приехала в больницу, поднялась к медицинским сёстрам, сказала, что я невеста Юры Хуттунена. Сестра ответила, что он спит. Я спросила, можно ли на него посмотреть? Меня впустили в восстановительную палату, я прямо к нему. Левой ноги ниже колена не было. И весь он белый-белый…