Карел Рихтер - Его звали Отакар

Клемент Готвальд подошел к трибуне, тоже обтянутой красной материей.

— Приветствую вас, солдаты и офицеры чехословацкой воинской части в Советском Союзе… — зазвучал в зале выразительный, с хрипотцой голос. — Не только мы, но и весь мир обсуждает и оценивает каждое явление, каждое событие, каждое действие как отдельного лица, так и народов в зависимости от того, приближает оно или отдаляет поражение Гитлера. Разрешите поэтому и мне в своем выступлении воспользоваться этим главным и решающим критерием.

Он говорит о том главном, что произошло в мире после нападения на Советский Союз. Обращает внимание на кардинальное изменение международной обстановки. Особенно это ощущают чехи и словаки, которые после более чем трехлетнего периода немецко-фашистского господства наконец почувствовали дыхание приближающейся свободы. Что же это за сила, которая сбросила Гитлера с головокружительной высоты его грез о мировом господстве? Эта сила — Советский Союз, советский народ и Советская Армия…

Надпоручик Ярош сидит рядом с Антонином Сохором, внимательно слушает. Ему хорошо видно Готвальда, можно даже рассмотреть детали его лица. Ямка на подбородке, тонкие строгие губы, умные смеющиеся глаза, слегка затененные нахмуренными бровями. Это, несомненно, опытный оратор, привыкший выступать и перед толпой под открытым небом и перед депутатами в парламенте. Он говорит не спеша, спокойно, прежде чем произнести фразу, думает, будто взвешивает ее на руке, при этом он не употребляет навязчивых избитых фраз и дешевых жестов лагерных ораторов. Он говорит убедительным, отцовским тоном:

— Понятно, что борьба советского народа и Красной Армии против гитлеровской Германии самым тесным образом связана с национально-освободительной борьбой чехов и словаков. Это должен видеть и понимать каждый, для кого важна судьба нашего народа… Когда 15 марта 1939 года гитлеровские орды наводнили нашу прекрасную страну, наш народ инстинктивно понял, что речь идет не об оккупации в обычном смысле слова, а о попытке германского империализма одним решающим ударом разрешить тысячелетний спор между самой западной ветвью славянства, которая не хотела ничего иного, как спокойно жить на земле своих предков, и между хищным пангерманизмом, который в своем извечном «Дранг нах Остен» и в своем безумном высокомерии отрицал и отрицает право на существование, право на жизнь всех славянских народов. Сознание этого также определяло и определяет отношение нашего народа к немецким оккупантам в стране. Это отношение непримиримой борьбы, борьбы не на жизнь, а на смерть…

Ярош напряг внимание, даже выпрямился на стуле. То, что он слышит, совсем не похоже на коммунистическую пропаганду. Это самая настоящая правда, которую признает каждый честный чех и словак.

— Не один раз за последние столетия проносился военный вихрь через чешские земли: тридцатилетняя война, шведы, бранденбуржцы, наполеоновские войны, пруссаки. Но все это бледнеет перед тем, что нам принесли гитлеровцы…

Поэтому наш народ с первого момента гитлеровского вторжения вел непримиримую борьбу против оккупантов. Когда наши солдаты в сентябре 1938 года отправились на границу и занимали пограничные укрепления, их лозунгом было «Не сдадимся!». И как солдаты, так и народ были полны решимости выполнить этот призыв. Они готовы были пожертвовать самым дорогим своим имуществом, жизнью, но не отступить. К сожалению, случилось иначе: в сентябре 1938 года мы потеряли пограничные районы и укрепления. В марте 1939 года мы потеряли всю страну и все оружие… Главное в том, что наш народ даже после этих потрясений не потерял голову и лозунг: «Не сдадимся!» остался его девизом и при изменившихся после немецкой оккупации условиях…

Раздались аплодисменты, выражавшие согласие бойцов батальона со словами Готвальда. Ярош тоже захлопал. Аплодировали все: и в зрительном зале, и за столом президиума. Да, они согласны. Он вспомнил экземпляр «Руде право», который кто-то сунул ему под покрывало… Нет, мы не сдадимся. Их домюнхенский лозунг продолжает жить. Поручик огляделся. Вокруг просветлевшие лица, страстно устремленные вперед глаза. Он уселся поудобней. Этот Готвальд говорит интересно, такой речи он не ожидал.

— Напуганный Гитлер послал в Прагу одного из своих самых кровавых палачей — пресловутого Гейдриха. Гейдрих начал массовые публичные казни: он приказал публично казнить пятьсот чешских патриотов из всех социальных слоев и из политических лагерей чешского народа. На казнь пошел генерал и солдат, рабочий и крестьянин, ремесленник и интеллигент. Под топором палача пали головы коммунистов, социал-демократов, членов народной, аграрной, живностенской партий, национальных социалистов и национальных демократов. Так кровью мучеников было скреплено национальное единство чешского народа в борьбе против оккупантов. Над свежими могилами дорогих жертв наш народ поклялся, что он сохранит это национальное единство вплоть до окончательной победы.

Снова взрыв аплодисментов. Ярош воинственно выпятил подбородок. Ну конечно, национальное единство — главное условие победы.

— Что скажешь, Тонда? — обратился он к своему соседу. Тот удовлетворенно потер ладони и с улыбкой признал: — Правильно говорит!

Никто из сидящих в эту минуту в зале понятия не имеет, что в данный момент происходит в Праге. А происходило следующее.

Стрелка уличных часов показала 10 часов 31 минуту. Сверху, со стороны Кобылиси мелькнул световой сигнал. Едет.

Словак Йозеф Гобчик ждет у поворота. Плащ, перекинутый через руку, прикрывает снятый с предохранителя автомат. Чуть дальше стоит мораванец Ян Кубиш. В его руке портфель с двумя тяжелыми гранатами. Блестящий черный «мерседес» с белым полотняным верхом и флажками на крыльях, мягко шелестя шинами, спускается сверху к повороту.

Гобчик сбрасывает плащ и выходит навстречу машине. Ошеломленный водитель вытаращил глаза. Парашютист яростно нажимает на спусковой крючок. Оружие молчит. В глазах Гобчика отражается обуявший его ужас, в течение нескольких секунд он стоит как вкопанный, не в силах сделать ни шагу.

Кубиш, поняв, что произошло, судорожно вытащил из портфеля гранату, выдернул чеку и метнул ее под машину. Взрыв. Под «мерседесом» полыхнул огонь, потом повалил дым. Из рядом проходившего трамвая посыпались стекла. В воздух взлетело кожаное эсэсовское пальто. Парашютисты бросились бежать. Крики. Выстрелы из пистолета.

Только что было совершено покушение на имперского протектора обергруппенфюрера СС Рейнгарда Гейдриха. Через неделю он скончается.

Клемент Готвальд, продолжая свой доклад в переполненном зале бузулукского кинотеатра, перешел к роли заграничного Сопротивления и чехословацкой армии: