Карел Рихтер - Его звали Отакар

В это время эмигрантское правительство Чехословацкой республики в Лондоне решило послать в Советский Союз «авторитетную личность» для дипломатического зондажа и улаживания отношений между военной миссией, посольством и командованием части, конечно, на основе рекомендаций Лондона. В качестве такой личности был избран министр национальной обороны генерал Ингр.

Он прилетел в Бузулук в первой половине дня 30 июня 1942 года. Генерал был облачен в элегантную форму бежевого цвета, не менее элегантно выглядел военный атташе подполковник Калли.

Надпоручик Ярош, возглавивший роту почетного караула, скомандовал: «Оружие на кра-ул!», и начищенные и наглаженные бойцы в касках четко выполнили команду. Генерал похвалил: «Такой почетный караул я еще не видел».

Реакционные элементы, которые после выступления Готвальда немного притихли, снова оживились. Приезд генерала был для них как нельзя кстати. Поползли слухи, что часть будет переброшена на Средний Восток. Больше того, готовилась даже депутация, которая должна была попросить министра отослать чехословацкую часть в Палестину или прямо в Англию.

Надпоручик Ярош и другие командиры, узнав об этом, сразу приняли соответствующие меры. В результате вместо представительной депутации к Ингру на свой страх и риск направились три или четыре сержанта, которые, конечно, кроме себя, никого не могли представлять. К их огромному удивлению, генерал не стал с ними разговаривать. Разумеется, не потому, что питал любовь к пролетарскому государству. Просто престиж Советского Союза после победного контрнаступления под Москвой настолько возрос, что ни одна политическая группировка в рамках антигитлеровской коалиции, желавшая занимать в нем достаточно видное место, не могла пренебрегать контактами со страной, которая стала мировым центром антифашистской борьбы. Меньше всех это могло себе позволить чехословацкое правительство в Лондоне.

Поэтому, а лучше сказать, только именно поэтому генерал Ингр нехотя разочаровал этих одиночек, которым не нравилась обстановка в части и которые ожидали от него заступничества. И не потому ли у генерала была кислая физиономия, когда он 2 июля держал речь в парке имени Пушкина перед личным составом батальона:

— Вам, солдатам и офицерам чехословацкой военной части в СССР, выпала на долю весьма непростая и в то же время весьма почетная задача. Вы будете делать то, чего страстно желают все честные чехословаки, — сражаться бок о бок с богатырской Красной Армией…

В письме Димитрову капитан Прохазка писал:

«Обстановка в части после приезда Готвальда сложилась хорошая, здоровая, и мы пытались угадать, как поведет себя министр. То ли он поддержит взятый курс, то ли отвергнет его… В казармах сплошь и рядом говорилось о том, что чехословацкая часть сделала поворот «влево». Некоторые офицеры оценили результаты визита Ингра как подтверждение того, что уже раньше сказал Готвальд…»

Отакар Ярош был назначен командиром 1-й роты сразу после ее сформирования. Но фактически он стал ею командовать только летом, когда сержантская школа, начальником которой он также был, произвела выпуск младших командиров и прекратила свое существование. Будучи начальником школы, он показал, на что способен. Из радиотелеграфиста волею судьбы он быстро стал пехотинцем. Впрочем, характер его не годился для штабной работы, это Отакар сам хорошо знал. Он хотел командовать, воспитывать.

Рота готовилась к встрече со своим командиром так, будто он был не иначе как в звании генерала. Солдаты и офицеры стояли в строю прямо, грудь колесом, чисто выбритые, в отутюженном и почищенном обмундировании. Они знали, что Ярош обращает на это особое внимание.

Вот он подходит к выстроившейся роте, прекрасно подогнанная форма подчеркивает его атлетическую фигуру, ботинки блестят, как зеркало. Уж за этим он следил как никто другой. Солдат до мозга костей. Прищурив глаза, он обвел роту пристальным взглядом:

— Здравствуйте, бойцы первой роты!

— Здравия желаем!

Бойцы, как говорится, ели глазами своего командира, гадая, с чего же он начнет. Они знали, что он не словоохотлив, говорит короткими четкими фразами, причем никогда не кричит, как некоторые другие, а говорит негромко, даже тихо, что никак не сочеталось с его мощной фигурой.

— Солдаты, — обратился он к роте, — так же как куча кирпичей не представляет собой здание, так и группа солдат еще не является боеспособным подразделением. Я ваш командир, и мне придется вести вас в бой. Прошу хорошо осознать, с кем нам придется сражаться. Это вам не какие-нибудь перепуганные юнцы, а фашисты, которые в совершенстве овладели искусством убивать. Если мы хотим успешно противостоять им, более того, победить их, то мы должны много знать, много уметь. Мы должны знать и уметь больше и лучше, чем они. Я верю, что вы понимаете меня, и никакая задача, даже самая трудная, не выбьет вас из седла. К этому я вас и поведу с сегодняшнего дня. Не ожидайте от меня никаких послаблений. Я буду требовать от вас много. Разумеется, прихоть тут моя ни при чем, прошу это запомнить. Это в ваших же собственных интересах. Хорошо усвойте то, что я вам сказал.

Ярош снова обвел своим пытливым взглядом ряды бойцов и через минуту продолжил:

— Пока я вами командую, я буду требовать от вас беспрекословного выполнения уставов. Армия без железного порядка существовать и выполнять свои функции не может.

Солдаты напрягали слух, чтобы не пропустить ни одного его слова. Ярош чувствовал, как за ним следят десятки пар глаз. Он знал, что то, о чем он еще должен сказать, будет, вероятно, принято со смешанными чувствами. Ну и пусть! Зато рота будет знать, чего он от нее хочет.

— А теперь, пожалуй, самое главное на сегодня: мой приказ будет для всех вас без исключения законом!

Он немного помолчал, давая им переварить услышанное, и добавил:

— И еще одно запомните: быть в первой роте — это почетно и в то же время ответственно. Мы должны всегда и всюду быть первыми!

Командир роты посмотрел на часы. Ему было еще что сказать, но он не хотел нарушать распорядок дня.

— Рота, смирно! Всем взводам приступить к занятиям согласно распорядку дня. Разойдись!

Армия стала смыслом жизни Отакара Яроша. Основной чертой его отношения к военной жизни был патриотизм. Ненависть к оккупантам заставила его бежать за границу. Он вел себя как солдат, стремившийся с оружием в руках сражаться за свободу своего народа. Если учесть, что в то время основной политической проблемой было разрешение антагонистических противоречий между народом и фашистскими оккупантами, то действия Яроша, несомненно, носили политический характер, хотя сам он этого и не осознавал.