Карел Рихтер - Его звали Отакар

Одним из главных принципов Яроша как командира было: доверие к командиру создается не его званием и должностью, а прежде всего его знанием военного дела, его личными качествами и умением сплотить вверенных ему людей и повести их за собой. И за такое доверие командир должен бороться. Постоянно. Бойцы должны добиваться доверия у командира, а командир у бойцов.

В первой роте командиры никогда не стреляли отдельно от рядового и сержантского состава. Первым ложился на огневом рубеже сам Ярош и лично подавал всем пример меткой стрельбой. Потом на глазах у рядового состава стреляли командиры взводов, отделений и остальные сержанты. И только потом начинали выполнять упражнение рядовые бойцы, вдохновленные примером своих командиров.

Он не терпел лень и желание некоторых создать себе удобства. Одной из главных черт его характера была точность. Любовь и уважение к подчиненным он проявлял без какой-либо показухи, по-мужски. Каждую деталь, особенность, подмеченную в подчиненном, он старался сохранить в памяти. Ярош никогда не допускал, чтобы на занятиях царила скука, ибо скука, как он любил говорить, порождает поверхностность. А ее он не переносил.

У бойцов он пользовался большим уважением. И уважение это основывалось не на чинопочитании, а на воинской доблести, живом уме. Его авторитет возник не сам по себе, по чьему-то приказу. Нет, доверие и уважение подчиненных он завоевал прежде всего своими способностями, своими действиями.

— Порядок не делается, он поддерживается, — частенько припоминал Ярош своим подчиненным командирам и солдатам. Он не мог понять, как это солдат может допустить неряшливость в обмундировании, ведь внешний вид это, можно сказать, основа порядка, а без порядка не может обойтись ни одна боеспособная армия. Сам он был точен и последователен. Всегда чисто выбрит, в заботливо вычищенной и выглаженной форме, все карманы кителя застегнуты. На рубашке и галстуке ни единого пятнышка. Он знал, что должен во всем быть примером. Чувство порядка можно воспитать и в тех, кто не получил его с детства. Для этого нужна только последовательность. Он не переносил лодырей и хитрецов, которые всячески пытались сделать свою жизнь полегче, за счет других, конечно. Таким у него было несладко. Ярош не гонял людей просто так, ни за что ни про что, он только последовательно добивался того, чтобы они делали то, что он хочет, то, что им необходимо будет уметь делать на фронте. Он был против напрасного, неоправданного риска, но никогда не боялся браться за выполнение ответственных и сложных задач. Без исключительных ситуаций и чрезвычайных действий, говорил он иногда, история была бы неинтересной.

— В бою, — слышали от него не однажды солдаты, — иногда бывает недостаточным делать только то, что предписывают уставы. Там сплошь и рядом возникают ситуации, когда нужно решительно действовать, невзирая на то, входит это в твои обязанности по званию или по должности или нет. Тот, кто заколеблется, смалодушничает, не сделает все, что можно было сделать, — тот презренный трус. В такие минуты человек должен думать только об ответственности, отгоняя прочь чувство страха.

Право вести бойцов в атаку возникает иногда совсем неожиданно. Например, в тот момент, когда на минуту стихнет огонь противника, бойцы лежат, уткнувшись в землю. И тут кто-то встает первым и поднимает всех. Такое право он сам чувствует, чувствуют его и окружающие товарищи, потому как видят, что именно он не испугался, сохранил спокойствие и отдал простой, ясный и понятный приказ. Так человек сразу получит признание. Это дано не каждому. Многие хотели бы поступить именно так, но в ответственный момент, когда очень страшно и в любую секунду могут убить, они не находят в себе достаточно воли и отваги.

Несмотря на то, что сам Ярош на фронте не был, все, чему он учил своих бойцов, оказалось в высшей степени верным.

Занятия в роте проходили в любую погоду: в дождь, туман, в летнюю жару и трескучий мороз. Здесь властвовал испытанный практикой суворовский принцип: «Тяжело в ученье — легко в бою!» И Ярош всегда и во всем был примером.

Однажды он отдал приказ перейти вброд реку. Погода, как назло, была отвратительной. Похолодало. Уровень воды в Самаре после дождей повысился, течение убыстрилось. Первым вошел в воду Ярош. Подняв автомат над головой, он без особого труда перебрался на другой берег. Не мудрено, он был сильным, закаленным человеком, спортсменом. За ним пошел первый взвод, потом второй. А вот из-за третьего взвода ему пришлось возвращаться назад. Дело в том, что в третьем взводе был боец по имени Васил Дуб, которому из-за его маленького роста не очень хотелось форсировать реку. Он сразу определил, куда ему достанет вода. До самого подбородка, а то и выше. Конечно, ему было страшно, но Ярош шел невдалеке от него и в любой момент пришел бы на помощь. Разве не будут бойцы любить своего командира!

Такую атмосферу, когда нужно побороть страх, Ярош создавал постоянно. Иногда он делал это намеренно, но чаще она создавалась сама собой под влиянием обстоятельств.

Под командованием Яроша рота постепенно становилась боеспособным, сплоченным коллективом. Несмотря на то, что ее командир был строгим и требовательным и никому не давал спуску, солдаты любили и уважали его. Добиться любви командира было трудно, и все бойцы знали, кто из них достоин ее, а кто нет. О Яроше в батальоне ходили разные истории.

Когда стрелковые занятия закончились, надпоручик Ярош построил роту, которой очень гордился, потому что она была первой в батальоне, и обратился к бойцам:

— Среди нас есть прекрасные стрелки. Это хорошо. Но стрелять на фронте придется в совершенно иных условиях, нежели на стрельбище. Здесь вам стрелять никто не мешает. А там над вашей головой, а может, и в вашу голову будут лететь пули. И при этом все равно у вас не должны будут дрожать руки. Одним словом, у вас должны быть крепкие нервы. И их надо закалять здесь.

Сказав это, Ярош взял грудную мишень и пошел к тому месту, где стояли остальные мишени. Там он вытянул правую руку с мишенью в сторону и крикнул, чтобы первый из названных лучших стрелков, открыл огонь из положения лежа по этой мишени. Солдата аж покоробило. Но он все-таки лег на огневой рубеж, долго и тщательно целился.

Когда раздался выстрел, Ярош даже не вздрогнул. Он продолжал стоять, прямой и спокойный. Пуля попала в мишень; стрелок и все бойцы роты, затаившие дыхание от напряжения, с облегчением вздохнули.

Ярош был человек твердый и некоторым, может быть, казался даже суровым, но как тогда объяснить его частые уединенные прогулки с фотоаппаратом.

Однажды, возвратившись из одной такой прогулки, он сказал: — Их было шесть. — Он имел в виду волков. Он любил за ними наблюдать, даже, возможно, специально выслеживал их.