Дебора Фельдман - Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней

Когда ежедневно сталкиваешься со своими страхами, при пристальном рассмотрении они тают, словно миражи. Возможно, из-за жизни в пузыре я стала боязливой, поэтому позже с осторожностью погружалась в мир извне, не позволяя себе окунуться в него полностью, и всегда возвращалась в привычную обстановку, когда меня переполняли эмоции. Много лет я стояла одной ногой тут, другой там, и неведомая вселенная, лежавшая по ту сторону портала, тянула меня к себе, а тревога, сиреной звеневшая у меня в голове, втаскивала меня обратно.

Брачный посредник теперь звонит почти каждый вечер. Я в курсе, потому что, когда звонят Зейде, он спускается вниз в свой офис, чтобы поговорить без свидетелей, и всякий раз, когда я поднимаю трубку этажом выше, он замолкает и говорит «алло, алло» своим усталым дребезжащим голосом, и мне приходится тихонько класть трубку на место, чтобы он не услышал ее щелчок. Баби дотягивает телефонный провод в ванную, закрывается там и включает воду во время разговора, притворяясь, что это одна из ее дочерей хочет поболтать.

Неужели они думают, что я ничего не понимаю? Мне семнадцать. Я знаю, как все устроено. По ночам Баби и Зейде шепотом совещаются на кухне, и я знаю, что они обсуждают кандидатов.

Зейде хотелось бы, чтобы это был кто-то набожный, из уважаемой сатмарской семьи, тот, родством с кем он сможет гордиться. В конце концов, брак — это вопрос репутации. Чем достойнее выбор, тем достойнее фамилия. Баби хочет, чтобы это был парень, который во время разговора с ней не будет смотреть в пол, как тот фарфрумтех [165] Чрезмерно религиозный (идиш). , за которого вышла моя двоюродная сестра Кайла, который религиозен до такой степени, что не общается даже с собственной бабушкой, потому что она женщина. Я же хочу, чтобы нашелся тот, кто позволит мне читать книги, писать рассказы и ездить на метро на Юнион-сквер, чтобы поглазеть на уличных музыкантов. В семье Минди первый на очереди ее двадцатичетырехлетний старший брат, и у нее-то еще есть время, а вот меня ничто не останавливает от брака. Она считает, что я выйду замуж за кого-то современного, возможно, того, кто тоже тайком слушает светскую музыку, смотрит фильмы и ходит в боулинг, как современные ортодоксальные евреи из Боро-Парка.

Сейчас мне живется вольготнее, чем в школьные годы. Я работаю, и это означает, что я заслужила право свободно распоряжаться своим временем и не отчитываться за него. Я могу встречаться с другими учительницами для планирования уроков, я могу ходить в магазины за канцтоварами. Но мне кажется, что обо мне слишком хорошо думают. Я усердно училась весь последний год, я получила престижную работу, и из меня вроде бы вышла та, кем и мечтали меня видеть Зейде и Хая. К их чести, они считают, что я выросла достойным человеком. Похоже, мои шансы на выгодный брак возросли благодаря моим достижениям, и, несмотря на то что подробностей о сватовстве мне не рассказывают, всеобщее предвкушение практически осязаемо. Шепотки, взгляды окружающих — все это подтверждает, что я, видимо, заслужила свой счастливый исход. Никогда прежде я не ощущала себя такой важной. Когда я смотрю в зеркало на свое неожиданно повзрослевшее лицо, обрамленное взрослой стрижкой-каскадом, меня захлестывает чувство собственной значимости. Это ли не лучшее время в жизни девушки, когда весь мир полнится загадочными возможностями? Все чудеса случаются неожиданно. Там, где все предрешено, радости уже не место.

Я не вникаю в оживленные обсуждения моего замужества, которые ведут мои бабушка с дедушкой и прочие родственники. Моя осведомленность ничего не изменит, разве что я буду сходить с ума из-за тревоги и неизвестности. В любом случае произойдет то, что должно; все будет так, как решит моя семья. Лучший выход для меня — просто наслаждаться текущим моментом.

Зейде больше не досматривает мою комнату, как бывало раньше. Я могу спокойно читать книги, не опасаясь, что меня застанут за этим делом. Теперь я хожу в Barnes & Noble и покупаю себе книги на самостоятельно заработанные деньги. Сначала я купила те, что когда-то брала почитать в библиотеке и о которых вспоминала потом с любовью. Новенький томик «Маленьких женщин» лежит между двумя сорочками в нижнем ящике комода, совсем не похожий на потрепанное издание, которое я держала в руках пару лет назад. Когда я была младше, то приходила в восторг от выходок бойких сестер, теперь же, на втором заходе, меня гложет тоска, когда я осознаю, в чем же на самом деле заключаются проблемы Джо. Она — женщина, которая не вписывается в свою эпоху, чьи образ жизни и судьба совсем ей не подходят. До чего же обречены персонажи, живущие во всех книгах моего детства. Их тяготит непрестанная боль несоответствия; давление общества, которому так хочется сломить их характер, подобно удушающему чувству в платье слишком маленького размера, из которого они так стараются вырваться. Наверное, и меня так же размягчат и укротят, как, видимо, случилось с Джо. Если эта книга и дарит какую-то надежду, то только на то, что каким-то образом ее персонажи находят себе комфортное местечко в мире, пусть даже им приходится идти ради этого на некоторые уступки. Возможно, и у меня получится высечь себе уголочек в этом мире, с которым я всегда была не в ладах. Я повзрослела и изменилась, как и Джо, и могу оставаться собой и в то же время быть благоразумной молодой женщиной. В конце концов, дуновение любви и замужество превратили Джо в женщину, становлению которой она так долго сопротивлялась. Быть может, и мой темперамент переживет волшебное укрощение.

Во вторник я прихожу домой с работы в четверть пятого, и снаружи уже темнеет: небо исполосовано сиренево-серыми облаками, а в розовом свете сумерек вырисовываются очертания голых ветвей. Баби ждет меня в дверях и торопливо загоняет меня внутрь, голос ее рассеян и тревожен.

— Где ты так долго ходишь, мамеле ? Поздно уже, нам скоро идти пора, шнель [166] Быстро (идиш). прими душ, мамеле , и волосы приведи в порядок. Надень свой синий костюм.

Я озадачена. У нас сегодня какое-то мероприятие, о котором я позабыла? Может, у кого-то из двоюродных братьев свадьба или бар-мицва?

— Ну, ну, мамеле , идешь быстрее, идешь в душ, давай. — Когда Баби волнуется, она строит фразы по-венгерски, и они звучат чудно.

Я жду от нее пояснений, но она больше ничего не говорит. Я делаю, что мне велено.