Дебора Фельдман - Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней

Когда я выхожу из душа в синем халате на молнии и с полотенцем, свернутым на голове тюрбаном, звонит телефон, и Баби подносит трубку близко ко рту и прикрывает ее рукой, чтобы я ничего не услышала. Она что-то бормочет туда пару секунд, затем кладет трубку и изображает, будто это ничего не значит, а я притворяюсь, что она меня убедила.

Пока я наряжаюсь у себя в комнате, она стучится ко мне и говорит сквозь закрытую дверь:

— Двойре, мы пойдем кое с кем встретимся в шесть часов. Сделай укладку и надень синий костюм, и серьги жемчужные тоже. У тебя косметика есть? Накрась лицо немножко. Не слишком сильно, чуть-чуть тонального крема и капельку румян.

Она знает, что у меня есть косметика, она видела меня накрашенной, хотя я стараюсь краситься так, чтобы не было заметно.

— С кем мы встречаемся? — кричу я из комнаты, быстро застегивая рубашку.

— Мы присмотрели тебе пару, и ты встретишься с матерью и сестрой этого мальчика. Тебя отвезут тетя Хая и дядя Товье, они заедут через час.

Я замираю, так до конца и не заправив рубашку в юбку, рука застывает на боку. Моя первая «встреча». Я знаю, что это первый шаг в любом шидухе . Ты встречаешься с потенциальной свекровью и, может, даже с сестрой, а потом то же самое происходит и с парнем. Затем, если обе стороны довольны увиденным, они знакомят парня и девушку друг с другом.

Они хотят убедиться, что я хорошенькая, что я не толстая, не коротышка и у меня нет дефектов внешности. В общем-то, для этого встречу и назначают. К этому моменту они уже знают обо мне все, что можно узнать. Теперь они хотят посмотреть, как я одеваюсь, прилично ли себя веду. Я в курсе, я знаю правила этой игры. Высушив волосы, я делаю пробор посередине и заправляю волосы с обеих сторон за уши — делаю элегантную прическу, какую носят все хорошие девочки. Я размазываю капельку тонального крема по лицу, и он придает моей коже рыжеватый оттенок. Он из аптеки — я не знаю, где покупать хорошую косметику. Я провожу по щекам маленькой плоской кисточкой, которая идет в комплекте с румянами CoverGirl, и этот жест оставляет у меня на скулах розовые полосы, которые я ожесточенно растираю пальцами, чтобы румянец выглядел естественным. В итоге мой макияж практически незаметен: лицо выглядит, как и положено, чистым, и подсвечивает его лишь мягкое сияние жемчужин у меня в ушах.

Мы встречаемся в супермаркете Landau с флуоресцентным освещением, от которого моя кожа выглядит призрачно бледной, и, когда мы заходим внутрь, я заламываю свои пальцы в черных кожаных перчатках. Хая пытается приободрить меня.

— Мы побеседуем всего пару минут. И тебе и говорить-то не придется, они просто хотят посмотреть, как ты выглядишь, и убедиться, что у тебя хорошие манеры, а потом мы разойдемся. Нам ни к чему устраивать сцену в продуктовом или привлекать внимание посторонних.

Я уверена, что окружающие все равно обратят на нас внимание. Как же я нервничаю. К счастью, сегодня вторник, а не канун шабата, когда магазины забиты битком. Меньше поводов тревожиться. Несколько минут мы осматриваем проходы между полками, но я вообще никого не вижу, не говоря уже о тех самых матери и дочери. В отделе с замороженными продуктами светло; на стеклянных дверцах выстроившихся в один ряд холодильников замерз конденсат, и я вижу там свое отражение и не узнаю эту девушку с бледными поджатыми губами и лишенными всякого выражения глазами. Свежевымытый виниловый пол под моими туфлями кажется опасно скользким. Я снимаю ворсинки с пальто, приглаживаю непослушные пряди, щиплю себя за щеки, чтобы они порозовели.

Моя будущая свекровь дожидается нас в отделе бумажных товаров. Она невысокая, худощавая женщина с морщинистым лицом и такими тонкими губами, что они выглядят как слегка растушеванная карандашная линия. Я слегка падаю духом, когда вижу, что она носит шпицель , плоско и туго намотанный у нее на черепе. Блестящий платок из серого атласа, расшитый розовыми цветами, завязан большим аккуратным узлом у нее под затылком, а хвосты его спускаются по спине. Этот головной убор вдвое больше ее собственной головы, и кажется, будто он пошатывается на вершине ее миниатюрной фигуры. Ее дочь смуглая, с волосами пепельного цвета, квадратным лицом и маленькими раскосыми глазами, ростом даже ниже, чем мать. Ее клыки цепляются за нижнюю губу, так что их кончики заметны, даже когда у нее закрыт рот. Она не мигая смотрит на меня. О чем она думает? Любопытно. Достаточно ли я симпатична для ее братца? А как насчет тебя , думаю я. Кто возьмет в жены тебя — вот такую? Эта мысль приносит мне легкое чувство триумфа, и я спокойно выдерживаю ее взгляд.

Хая обменивается фразами с женщиной в шпицеле , но я их не слышу. Чего ожидать мне от парня, связанного родством с такими людьми, думаю я, с такой страшненькой сестрой, с такой невзрачной матерью? Я, может, и сама не красотка, но в сравнении со мной они выглядят плебейками. Не для этого я создана. Неужели Хая вообще не понимает, что я такое?

Видавший виды «таун-кар» ждет нас возле супермаркета, и я забиваюсь в самый дальний угол заднего сиденья и смотрю в сторону складов, выстроившихся вдоль Ист-Ривер, и огней Вильямсбургского моста, мигающих над ними. От моего дыхания окно запотевает, и я тру его своей кожаной перчаткой. Хая дает водителю адрес, и я слышу, как она разглаживает юбку и поправляет спереди парик. Ее вид всегда должен быть идеален, даже если никто ее не видит. Даже не глядя на нее, я знаю, что спина ее идеально выпрямлена, подбородок вытянут вперед, а жилы на шее напряжены до предела.

Она не рассказывает мне о том, что мне ужасно хочется узнать, но гордость не позволяет мне спросить. За годы родства Хая приучила меня стыдиться проявлений слабости. Эмоции, по ее мнению, — это слабость. Я вообще не должна ничего чувствовать, не должна переживать за то, что со мной произойдет. Только когда такси сворачивает на Пенн-стрит, она тихо произносит: «Я дам знать, если будут новости».

Я не удостоиваю ее ответом. Дома Баби уже в кровати, а Зейде все еще в синагоге занят учеными делами. Я не торопясь раздеваюсь и складываю вещи на сундук, стоящий в изножье моей кровати. Некоторое время я стою возле него на коленях на жестком розовом ковре и перебираю клетчатый шарф, лежащий поверх стопки вещей, — шарф, который Хая купила мне к новому пальто. У кале мейдл [167] Девушка на выданье, невеста (идиш). должны быть элегантные вещи, сказала она мне. Это означает, что ты готова к замужеству. Никогда в жизни меня не баловали таким количеством новых красивых вещей. У меня стильная черная сумка и туфли из итальянской кожи. Серьги-гвоздики с жемчужинами и серебряное колье с моим именем на иврите. Все детство и в подростковые годы я мечтала о побрякушках, которые постоянно видела на подругах, но даже не решалась такие попросить — на такую просьбу никто бы даже не отреагировал. Но последние шесть месяцев меня задаривают всем, о чем только может помечтать девушка, — и ради чего? Видимо, чтобы быстренько придать мне лоск. Либо чтобы умаслить меня. Если причина в последнем, то я с трудом понимаю, зачем это все, ибо в глубине души осознаю, что меня соблазняют, как ребенка конфеткой. Я ощущаю трепет оттого, что наконец-то чувствую себя окруженной заботой и вниманием. Наверное, я слишком всем этим увлечена, чтобы думать о чем-то еще.