Дебора Фельдман - Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней

Сначала Зейде сам поздравляет моих свекров, затем передает мне трубку, чтобы я поговорила со свекровью.

— Мы получили твой замечательный подарок, — официально произносит она. — Очень красиво оформлено.

Подарок для меня еще не доставили, но спрашивать о нем я не буду. Интересно, что я получу — брошь или часы?

Она просит меня подождать и подзывает Эли к телефону.

— А гутн Пурим [192] Хорошего Пурима (идиш). , — бодро говорит он, и сквозь телефонную трубку я слышу его лукавую улыбку.

Пурим — его любимый праздник, сообщает он мне. Костюмы, музыка, выпивка — что тут может не нравиться? Это единственный день, когда все могут расслабиться.

— Ты получил мой подарок? — спрашиваю я. — Тебе понравилось вино, которое я отправила? Я выбрала его специально для тебя.

— Да, получил, спасибо, очень красиво. Правда, отец забрал вино, он не разрешает мне его пить. Говорит, что считает его недостаточно кошерным. Ну, ты знаешь, какой у меня отец — он покупает вино только с сатмарской раввинской печатью. Другое его не устраивает.

Я в ужасе. Дедушка был рядом, когда мы покупали это вино. Зейде — настоящий праведник, куда более благочестивый, чем отец Эли. Да как он смеет, мой будущий свекор, намекать, что Зейде менее бдителен, чем он! Я прихожу в бешенство.

Эли нарушает неловкое молчание.

— Я тоже кое-что тебе отправил, — говорит он. — Скоро привезут. Я помогал собирать подарок, но большую часть проделали сестры. Но я все равно надеюсь, что тебе понравится.

Я изображаю холодное безразличие. Выказывать повышенную заинтересованность в подарках неприлично. Зейде нетерпеливо сигналит мне, и я прощаюсь, внезапно осознав, что все в комнате слушают мой разговор.

— Счастливого Пурима, Эли, — говорю я, беззаботно перекатывая на языке звуки его имени, и вдруг осознаю, что обратилась к нему по имени впервые. И звучит это так неожиданно и непривычно интимно, но прежде, чем я успеваю произнести еще хоть слово, щелчок на другом конце провода резко развеивает это ощущение.

Мой подарок к Пуриму прибывает после обеда, доставленный специальным курьером из самого Кирьяс-Йоэля. Видимо, его задержали пробки. Как известно, въехать в Вильямсбург во время Пурима практически невозможно. Улицы заполнены разукрашенными праздничными фургонами и пьяными гуляками. Посланник едва взбирается по лестнице со своей объемистой ношей, упакованной в обертку и перевязанной взлохмаченной рафией кричащего цвета. Это гигантский торт в форме скрипки: с отдельными струнами из помадки и даже смычком, вокруг которого разбросаны шоколадные конфеты в виде нот. Карточка на нем гласит: «Пусть твое будущее будет таким сладостным, как мелодия скрипача». Мне хочется посмотреть, что там внутри черной бархатной коробочки, которая с невинным видом восседает внутри скрипки. Я осторожно выуживаю ее из-под съедобных струн, раскрываю и вижу тяжелые золотые часы: толстый браслет мерцает на свету, а бриллианты нимбом окружают циферблат. Все обступают меня, чтобы взглянуть на подарок. Я надеваю часы, и они, звякнув, съезжают с моего узкого запястья.

— Тебе надо будет размер подогнать, — говорит Баби. Я смотрю на чужеродное украшение у себя на руке. У меня в жизни не было часов дороже десяти долларов. Эти же очень претенциозные: циферблат толщиной минимум в полдюйма блестит драгоценными камнями, выложенными в виде узоров, а браслет сделан в форме замысловатой цепочки из золотых звеньев, которые поворачиваются при каждом движении кисти. На мой взгляд, украшения должны быть изящными и женственными, притягивать внимание к их владелице, а не к себе. Эти же часы — отдельная сущность, а не аксессуар.

И все же я гордо демонстрирую запястье всем своим сестрам и теткам, которые восторженно ахают и пытаются угадать, во сколько это обошлось. Я проверяю, нет ли гравировки на задней стороне циферблата, но там пусто. Когда я купила часы для Эли, то попросила выгравировать на них его имя. Никто, кроме него, не сможет их носить. Но то, что на часах от него нет моего имени, нормально. Они не созданы для меня, в отличие от часов Эли, которые я подбирала специально для него — и подбирала сама. Это часы для девушки, которой не существует, — для той, заполучить кого планирует моя свекровь. Для девушки, которая нравится всем, которая непримечательна под всей этой тяжелой бижутерией и нанизывает на себя жемчуга и браслеты, чтобы придать себе хоть какой-то шарм, потому что без них она заурядна, как булыжник.

Мне не нужны ни эти часы, ни те жемчуга. Пока что владеть ими приятно, но я уверена, что и отказаться от них однажды будет несложно. Если бы их выбрали специально для меня, тогда, возможно, было бы иначе. Труднее было бы распрощаться с тем, что старательно подбирали именно под мой стиль. Но эти подарки покупались без мыслей о том, кто я такая или что мне по душе. И когда спустя годы я расстанусь с ними, то испытаю облегчение. Моя жизнь станет проще, когда я начну избавляться от связей с прошлым.

В самый неподходящий момент случается новый скандал. Раввины налагают временный запрет на продажу париков, потому что обнаружилось, что большая часть волос, которые изготовители париков используют, чтобы делать шейтли [193] Парик (идиш). для замужних хасидок, привозится из Индии, где женщины бреют головы и жертвуют свои волосы богам. Немыслимо, чтобы женщины из хасидской общины извлекали выгоду для себя из поклонения идолам. Это происки дьявола, заявляют раввины, наказание за распущенность наших женщин. Замужние женщины разгуливали по городу в шикарных париках из человеческих волос, и это разозлило Бога, говорят они, и вот так, пользуясь женской тщеславностью, всех нас обманывает и искушает Сатана. Газеты на идише, которые каждое утро приносят к нам на порог, кричат гневными заголовками, а раввины на фотографиях праведно потрясают кулаками в синагогах по всему Бруклину.

Больше никаких натуральных волос, объявляет раввинский суд. С этого дня можно продавать и покупать только синтетические парики. До тех пор пока в общине не смогут отыскать пригодный источник человеческих волос, не связанный с почитанием идолов, они останутся единственным доступным вариантом.

Я кляну это новое препятствие, возникшее аккурат перед моей свадьбой. Они что, не могли чуть-чуть подождать? Теперь вместо роскошных шелковистых париков, которые почти каждая девушка получает перед замужеством, Зейде купит мне только дешевые синтетические, и я знаю, что они выглядят по-уродски, блестят пластиковым глянцем, из-за которого их не спутаешь с натуральными волосами, и хватает их не больше чем на полгода. Даже если парики снова станут кошерными, у меня уже не будет денег, чтобы позволить себе такую покупку. Парик из человеческих волос может стоить больше трех тысяч долларов.