Майкл Азеррад - Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом [litres]

– У него был нервный срыв прямо на сцене, – говорит Пэвитт. – Он даже собирался спрыгнуть. Вышибалы были в ужасе, и все умоляли его спуститься. А он: «Нет, нет, я хочу прыгнуть». Курт реально дошел до предела… Люди буквально видели перед собой парня, который пошел вразнос и может сломать шею, если не возьмет себя в руки.

Когда ряд колонок закачался, Курт начал карабкаться по стропилам, по пути крича на публику, пока не достиг балкона, где угрожал швырнуть стулом, пока кто-то не отобрал его у Курта. Он оказался за кулисами, где кто-то из сотрудников площадки спорил с их тур-менеджером о том, не сломал ли Курт несколько микрофонов. Курт схватил оба микрофона, швырнул их на землю и начал топтать ногами.

– Теперь они точно сломаны, – сказал он и пошел прочь. Затем Курт сказал всей команде, что уходит из группы и едет домой, накинул на голову капюшон и разрыдался. Поунман вывел его проветриться.

– Я гулял с ним вокруг клуба, – вспоминает Поунман, – и он говорил: «Я просто хочу домой, я не хочу играть для них, они – гребаные идиоты, они глупы, они хотят, чтобы я выступал перед ними, как цирковое животное. Я их не уважаю. Я хочу быть со своей девушкой и хочу бросить музыку. Это не то, чего я хотел».

Поунман убеждал его, что в следующий раз, когда группа приедет в Европу, условия будут намного лучше.

По словам Курта, первыми словами Поунмана были: «Ну, хорошо, даже если ты уйдешь из Nirvana, мы все равно будем нуждаться в тебе как в сольном исполнителе».

Крист и Чэд тоже на какое-то время покинули группу, но все же решили отыграть последние две недели тура.

На следующий день они сели на поезд до Швейцарии, и, пока Курт спал, у него украли ботинки, бумажник и, самое главное, паспорт.

– Мне кажется, я никогда не видел человека более несчастного, чем Курт в тот момент, – говорит Поунман. Он каким-то образом попал в Швейцарию и получил новый паспорт через американское посольство. Затем они отправились в музыкальный магазин в Женеве, и Поунман купил Курту новую гитару.

А потом Курт так заболел, что им даже пришлось отменить шоу.

– Ему просто нужно было немного отдохнуть, – говорит Крист. – У меня была поддержка – бухло и гашиш, но он был непреклонным.

Тем временем Чэд демонстрировал спокойствие, подобное буддийскому. Непонятно было, открылось ли ему какое-то духовное просвещение или же он просто на все забил.

Nirvana и TAD объединились с Mudhoney, чтобы 3 декабря в Astoria в Лондоне сыграть последний концерт тура, получивший название Lame Festival. У Nirvana осталась одна паршивая гитара, которая все время отключалась, и Курту приходилось брать паузу, чтобы починить ее.

– Сет Nirvana был довольно хреновым, – говорит барабанщик Mudhoney Дэнни Питерс. Крист был настолько зол, что, держа бас за ремень, крутил им вокруг головы; в конце концов ремень лопнул, гитара полетела прямо в голову Питерсу, и он едва успел отбить ее рукой в сторону.

– Оно было отвратительным, – вспоминает Крист о выступлении. – По шкале от одного до десяти это был ноль.

Журналист из Melody Maker, писавший об этом концерте, полностью с ним согласился. «Все идет прахом, когда долговязый, похожий на лягушку басист с резиновыми ногами начинает вести себя как придурок, – говорилось в обзоре. – Он должен уйти».

«Концерт меня не впечатлил», – говорится в обзоре.

У других остались более теплые воспоминания о выступлении. Брюс Пэвитт оценивает это выступление как одно из лучших в истории Nirvana, а Джонатан Поунман утверждает: «На данный момент это один из тех моментов моей жизни, которыми я больше всего горжусь». Журналист Кит Камерон, работавший тогда с ныне несуществующим британским музыкальным еженедельником Sounds, вспоминает: «Это был один из тех случаев, когда зал был заполнен примерно наполовину к началу выступления, но к концу группа увлекла уже всех присутствующих. Я просто рванул в первые ряды и безумствовал. Это была самая удивительная группа, которую я когда-либо видел».

Камерон продолжает:

– Что меня поразило, так это полная и абсолютная связь, присутствующая между тремя людьми на сцене. Они жили на сцене. Порой было даже неуютно за ними наблюдать. Это было потрясающе и волнующе, потому что такова была природа музыки, но присутствовало почти осязаемое чувство опасности, что все это может просто развалиться в любую секунду, но это было не так. И так было на протяжении всего сета – никакого расслабления от первой и до последней ноты.

В самом конце выступления Курт швырнул гитару в Криста, а тот разбил ее своим басом, как бейсбольный мяч. Гитара Курта разлетелась на куски.

– Группы разбивают инструменты, и это не новость, – говорит Камерон, – но почему-то раньше я никогда не видел, чтобы это делалось с какой-то целью. Казалось, что это был идеальный способ закончить это шоу. Возникал вопрос, намеревался ли Курт ударить Криста своей гитарой или так и было запланировано. Создалось впечатление, что это было спонтанно. Здорово было то, что создавалось впечатление, будто они делают это впервые, и это было просто идеально.

Во время визита в Лондон Nirvana сделала сейшн для диджея Радио One DJ Джона Пила, записав Love Buzz, About a Girl, Polly и Spank Thru.

К этому времени британская пресса уже вовсю трубила о том, что группа приехала из сельской, населенной белым мусором Америки. «Они слегка отвратительные и слегка потрясающие, – гласил один обзор. – Кем еще они могли стать, учитывая то, что эти парни выросли в захолустной деревенской глуши Абердина?» Sub Pop поставил на карту все.

– У нас есть трехсотфунтовый мясник, болтающийся с Куртом-мусорщиком, и у нас есть магнаты – мы будем позировать в костюмах и галстуках, добавляя немного театральности, – говорит Брюс Пэвитт. – Людям это понравилось.

Курту ни капельки не нравилось, когда его изображали этаким умным идиотом-мужланом.

– Думать обо мне, как о каком-то тупоголовом рокере из Абердина, который слепо нашел путь в Сиэтл и этот хип-лейбл, – говорит Курт, – просто унизительно, особенно если это то, с чем я всю жизнь боролся.

– Они манипулировали людьми, пытаясь собрать это все воедино, – говорит Курт о Пэвитте и Поунмане. – Эти двое получили столько похвалы за то, что были гениями, вдохновителями всего этого, а ведь на самом деле это была совсем не их заслуга. По большей части это было благодаря громким фото Чарльза Питерсона, а не из-за их попыток сделать все возможное, чтобы мы выглядели глупо в интервью. Я всегда обижался на них за это.

Курт считал исповедающий популизм Пэвитта скорее высокомерным, чем выдающимся.

– Было очевидно, что он считал себя образованным белым панк-рокером из высшего среднего класса, который знает все, а я просто идиот из Абердина, – говорит Курт. – Мы всегда это ощущали и ненавидели его за это.