Майкл Азеррад - Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом [litres]

Но Курт слишком застенчив для того, чтобы шутить в больших компаниях.

– Все знают, что если Курт улыбается, то это прямо-таки освещает гребаную комнату, потому что он делает это довольно редко, – говорит Дэйв. – Я не знаю, действительно ли Курт несчастен, или, может быть, он всегда был несчастен, или же просто не знает, как быть счастливым. Когда мы стреляли из пневматического ружья на заднем дворе, или бросали камни в машины с крыши дома, или же стреляли в окна здания лотереи из пневматического ружья, когда мы пытались бросить курить, и нам было нечем заняться, можно было увидеть, как смеющийся, забавный, хохочущий Курт вступал в игру, которую многие люди не замечают.

Большинство людей никогда не видели эту сторону Курта, за исключением видео In Bloom или, возможно, нескольких избранных сцен в «1991: Год, когда панк прорвался».

– Многие думают, что он всегда был тихим-озлобленным-смущенным маленьким эльфом, но это не так, – говорит Дэйв. – Даже я не знаю его настолько хорошо, а знаю я о нем очень много.

Курт не единственный, кто чувствует себя подавленным.

– В первый год моего нахождения в группе у меня просто не было причин присутствовать на интервью, – говорит Дэйв. – Крист действительно политически мотивирован и очень умен. Ему есть что сказать, хотя иногда у него бывают спазмы мозга, и он не может выразить то, что хочет сказать. Он действительно был королем интервью, а Курт всегда отличался невероятным остроумием. А я был чем-то вроде пресс-папье.

Хотя Дэйв гораздо более социально интегрирован в группе, чем любой другой барабанщик, Nirvana еще не совсем «Три мушкетера» – один за всех и все за одного.

– Крист и Курт не похожи ни на кого из тех, кого я встречал раньше, – говорит Дэйв. – Их трудно понять, и трудно понять, что вы с ними по-настоящему поладили, что вы действительно можете сесть и поговорить с ними. С некоторыми людьми вы можете сразу же поладить и можете говорить с ними, о чем угодно. С Кристом и Куртом я всегда чувствовал себя не таким, как они. Эти двое давно знали друг друга, и у них было примерно одинаковое чувство юмора. Только недавно – и только немного – я почувствовал, что действительно знаю их лучше и действительно чувствую, что я часть группы. Я больше не чувствую себя новичком, но я до сих пор не уверен, ощущаю ли я себя жизненно важным для группы, – продолжает Дэйв. – Ты приходишь в группу, в которой до тебя было пять барабанщиков, с таким же успехом ты можешь работать на почасовой ставке.

Это было немного странно, и до сих пор так и есть, – говорит он. – Я всегда чувствовал себя ненужным. Если бы им надоело мое присутствие в группе, они могли бы найти другого барабанщика, и у меня в глубине души всегда было это чувство. Это и понятно, я не думаю, что барабаны в группе настолько важны, чтобы стиль игры определенного человека действительно имел значение. Легко можно понять, когда в Nirvana играет Дейл Кровер, потому что он лучший барабанщик в мире. Я всегда думал, что, если что-то пойдет не так, они всегда смогут добраться до Дейла. Это, конечно, не апокалипсис, но у меня никогда не было чувства настоящей безопасности.

Играть с Кристом и Куртом действительно здорово, и у нас действительно есть то, чего нет ни у кого другого, и я это понимаю, – говорит Дэйв. – Когда я говорю, что они могут заполучить любого другого барабанщика, это правда, но между нами тремя есть химия. Я ненавижу льстить себе, говоря, что без меня группа не была бы такой, какая есть, но в глубине души я знаю, что это правда, – все было бы по-другому. Конечно, кто-то другой мог бы играть то, что играю я, и кто-то мог бы играть так же сильно, как это делаю я. Любой мог бы сделать то же, что и я, – это не имеет большого значения, но есть химия, которая иногда срабатывает.

С Кристом и Куртом никогда по-настоящему не бывает чувства уверенности, – говорит Дэйв. – Никогда не получается чего-то вроде «вау, это было круто!». Ты просто это делаешь.

С другой стороны, Дэйв чувствует, что часть магии их совместной работы заключается именно в том, что они не очень хорошо ладят друг с другом.

– На самом деле мы ничего не обсуждаем, – говорит Дэйв, – поэтому при написании песни аранжировка просто складывается сама собой, не так уж сознательно. Мы не принимаем решений, вроде: «а вот тут нужен бридж», это получается само собой.

Успех в определенной степени разделил их.

– Мы хорошо ладим, и временами это было даже что-то очень близкое, но не слишком сильно, – говорит Дэйв. – Мы с Куртом привыкли постоянно быть рядом друг с другом. Мы стали по-настоящему близки, когда жили в Олимпии. Настолько, насколько это вообще было возможно. А потом мы как бы снова отдалились друг от друга. Все вокруг становится безумным, и ты вроде как хочешь уйти от всего этого.

Каково это – быть знаменитым?

– Единственное, что приходит мне в голову, – это паранойя, когда кажется, что за тобой кто-то наблюдает, – говорит Курт. – На самом деле это не настолько трудно, как я думал, или так же трудно, как мне показалось вначале. Раньше я обижался на людей за то, что они меня узнавали. Я мог осуждать их. «Не смотри на меня, мать твою. На что, черт возьми, ты пялишься?» Нельзя судить людей просто за то, что они смотрят. Но это раздражает.

И все же, несмотря на все свое откровенное отвращение к славе, Курт теперь хочет получить еще один шанс на успех.

– Дело не в том, что мне это нравится, просто я начинаю привыкать, – говорит он. – Я знаю, как реагировать, когда на меня смотрят. Я уже не чувствую себя таким параноиком, как раньше. Возможно, у меня получится научиться жить со своей известностью. Это не значит, что я сдался и мне это действительно нравится, просто я отношусь к этому проще, чем раньше.

Хотя Крист и Дэйв тоже постоянно выходят на публику, но для Курта это немного другое дело. Из-за того, что он вокалист и затворник, из-за наркотиков и из-за огромной загадки вокруг его музыки появление Курта даже в Сиэтле становится главной темой для разговоров. Он учится справляться с тем, что на него пялятся.

– Большую часть времени я буду улыбаться и покажу им, что с пониманием отношусь к тому, что они узнают меня, ведь я бы сделал то же самое, если бы узнал какую-то звезду, – говорит Курт. – Если они продолжают пялиться и ведут себя несносно, если хихикают или что-то в этом роде, я бросаю на них неприязненный взгляд или спрашиваю, в чем проблема, или встречаюсь с ними лицом к лицу. Много раз люди просто смеялись мне в лицо, когда узнавали. Я не мог в это поверить. Я могу понять это сейчас. Такая саркастическая вещь: «Посмотри на этого гребаного идиота! Это он, ха-ха!» Это те люди, с которыми мне действительно нравится иметь дело, потому что я подхожу прямо к ним и начинаю сверлить их вопросами, например, в чем заключается их проблема. Они просто поражены, потому что думают обо мне как о ком-то, кто не будет противостоять им, и когда я это делаю, они замолкают, краснеют и иногда убегают.