Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

Эх, и такую острую ситуацию автор проворонил! Упустил из-под пера увлекательную драматическую ситуацию, которая намного украсила бы несовершенную, бледноватую повесть! Подумайте: председатель колхоза сидит в силосной яме!

Анализируем далее. «Петра раздирали сомнения: любит Галина или не любит? Бедняга страдальчески топтал землю у чапыжника и без остатка изгрыз принесенные степные цветы».

Ей-ей, душевные шатания героя ни к чему. В предшествующих четырех главах автор добросовестно доказал: любит Галина. Пылает любовью к Петру. Зачем же грызть ни в чем не повинные цветы?

Чересчур много страниц уделил автор и поцелуям. Учтите: шестьдесят две страницы отвел! Ей-богу, автор пересолил! Скромность, говорят, украшает человека. Поцеловались на двух страницах — и довольно, хватит! А тут автор слишком расщедрился: на двух с половиной печатных листах люди целуются!

На шестьсот двенадцатой странице зашаталась и сюжетная линия. Выпал из канвы сюжетно щекотливый момент: в какую пору центральные герои впервые поцеловались? До жатвы или после жатвы?

Чересчур много тут и сногсшибательных приключений.

Ну, любит, ну, увлечена. Разве это дает повод современному культурному юноше подражать старомодным холостякам: в вывернутом полушубке взбираться на грушу а до самого утра сидеть на ветке под окном любимой девушки?…

Неприятное впечатление производит и невежество автора в области овцеводства. На просторных полях своего монументального произведения автор ни единым словом не обмолвился, каким способом и образом доят овец. Выходит, овцы не доятся.

А как же тогда подают к столу вкусную брынзу?

Откуда она?

Подведем итог: книга толстая, переплет солидный, бумага хорошая, и это главный залог того, что повесть пробьет себе дорогу к книжной полке.

Мы пророчим книге большое долголетие. Нет никаких сомнений, что повесть займет на полке свое почетное место и будет там стоять годами.

Прочитав слово «конец», мы с облегчением вздохнули. И, откровенно говоря, в нас загорелась надежда: зайдя в книжный магазин, дотошный и пытливый читатель, возможно, обратит внимание на толстую книгу и, вполне возможно, возьмет ее в руки.

Отсюда и наше удовлетворение: повесть дошла до читателя.

Любим мы футбол. Ей-богу, любим, болеем и переживаем. Не дай бог, наша футбольная команда проиграет — беда! Печаль и слезы застилают чело болельщика. Он рыдает и, вытирая и глотая горькие слезы, ревностно изрекает:

— Наши лопухи сегодня проиграли!

Когда же наша команда побеждала, радость болельщика достигала наивысшей степени. В такую минуту он готов каждого обнимать и целовать.

— Молодцы! Голубчики! Дали прикурить! Два — ноль!

— Кому? Где?

— Как — кому, где? Ты что, не был на стадионе?

— Не был.

— Да ты что? Может, скажешь — не ходишь на матчи?

— Не хожу.

— Тю!.. А я и замечаю, что с тобой что-то не то…. Не туда вот здесь крутится…

Кто не посещает стадиона, того болельщики, как у нас говорят, разыгрывают вовсю.

— Вася! Ты утром делаешь омовение головы?

— Какое омовение?

— Холодной водой полощешься?

— Умываюсь, конечно.

— Не то, Вася, не то. Ты утром мой голову холодной водой, вечером пей кислое молоко. И ты никогда не пропустишь ни одного футбольного матча.

Честно вам признаюсь, я тоже болельщик. Иду на стадион, и моим существом целиком завладевает футбольное поле — кто кого?

Спокойно, но глубоко болею и страдаю… Из равновесия меня выводят только реплики особенно завзятых болельщиков.

С правой стороны болельщик «со стажем» высоким фальцетом кричит:

— Судью на мыло!

С левой — болельщик, профундо-басом выкрикивает:

— Судью на вилы!

Очевидно, на сеноуборочные вилы.

Наверное, местные болельщики искренне считают: хотя судья сам в ворота противника мячи не забивает, но нашим пусть хоть свистком забивать помогает.

Порой болельщики острое, но несправедливое словцо бросают и помощнику судьи. Ошибся или зазевался тот — бывает ведь такое, — тогда болельщика «со стажем» медом не корми.

— Мальчик! Возьми у того дяди судейский флажок! — кричит он с правой стороны.

А с левой:

— И дай ему соску!

Выигрывает наша команда — судья на высоте.

— Вот это судья! Никому спуску не давал.

А другой:

— Что ты хочешь? Человек судил!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Любим мы футбол! Чаруют нас и мастерство, и тактичность, и каскад футбольной игры…

Солнышко уже начало подниматься. Такая уж у него обязанность — подниматься каждое утро. Ехать нам нужно было недалеко — в новое село Лиман.

Собственно говоря, село это не новое, старое село, но жить начали там по-новому, по-артельному. Коллективно. Организовали в селе первую в районе сельскохозяйственную артель «Путь Ленина».

Зашли во двор Петра Ивановича. Из степи потянуло свежим запахом ржи и конопли.

— Ну что, друг, подвезете?

У Петра Ивановича слабовато с индивидуальной техникой. На веревочках построена его техника: для «удобства» он привязывает к телеге доски бечевкой и прибивает ржавым гвоздем.

— Сколько раз я заходил в кооператив. И все: гав-гав! Гвозди есть? Нет! Ремни есть? Нет! Кооператор, говорю. Гнать бы такого кооператора метлой!..

И Петр Иванович сказал, какой именно метлой гнать такого кооператора.

— Если б там человек направлял дело. А то… Затесался такой, черт знает что… Хату себе вон какую под железной крышей поставил! Коровы, овцы… и земельки прихватил… То на тещу, то на свата, то на брата… И какая земля!… Одна пахотная! Хитрющий виндувалист… Тому литр, тому пол-литра… И пролез… Пролез и все к себе, все к себе тянет… Такой смиренный да тихий… Живым к богу лезет. Нет на него двадцатого года. Ух!..

Петр Иванович запряг, и мы поехали. Возок наш скрипит и дребезжит, стучит и насвистывает. Будто не возок, а фисгармония.

— А вы хорошо знаете дорогу? Это вон туда…

— Слышал, знаю. В прошлом году приходилось бывать. О, я куда проеду раз, то все доподлинно припоминаю. Иной семь раз проедет и обязательно собьется. А я нет, я — раз проехал и уж черта с два собьюсь. А другой — так просто смех берет. Вот недавно Кириллов сын едет и спрашивает: «Дядька Петро, сюда ли я поехал? Мне на Шевченковскую». — «Так чего ты, говорю, сюда заехал, тебе вон туда надо… Это же, говорю, не такая мудреная штука. Выедешь на высокий бугор — и ты прямо в селе. Потом поворачивай влево, налево у дороги будет хата Грицька Ганды. Хотя, говорю, там теперь живет его сын Омелько, а старый Грицько выехал. Одни говорят — к старшему сыну в Полтаву перебрался. Старший сын в Полтаве в депо машинистом работает. А другие — мол, в Плоское к брату Панасу уехал. Панас давно в партийных состоит. Такой брат — куда ваше дело. Герой! Он и на фронтах, в Красной Армии был. Гонял и патлатых, и кудлатых. И Махно, и Петлюру гонял. Панас этот в Плоском артель организует. Возможно, Грицько к нему переехал. Григорий тоже такой — никому спуску не давал. Его на хуторе во власть выбрали. Оно какая власть? Бедных вдов коровками наделял! И мне, как комбедовцу, корову определили, дерева на хату дали. Но-о!..