Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

«Не может быть, чтобы такое, можно смело сказать, эпохальное произведение — сразу, одним поэтическим порывом, как кое-кто утверждает, вспыхнуло в Харькове. Мы склонны верить в то, что поэма «Червона зима» шла вместе с автором в боях с белогвардейской ордой».

Высказанное одним из видных наших литературоведов мы всецело разделяем: «Червона зима» рождалась в жестокой борьбе с краснохвостыми конкистадорами и в той кипучей борьбе за волю, за счастье трудового народа, наверное, и родилась его огненно-революционная поэма.

Находясь в Одессе, Володя сначала один, а потом и меня повел к тогда уже известному русскому поэту Эдуарду Багрицкому. Помню: Багрицкий тепло встретил нас, усадив, кивнул головой в мою сторону, спросил:

— Не собрат ли?..

Сосюра, улыбаясь, шутя ответил:

— Еще не пишет, но будет писать. У него вроде начинают прорезываться коренные…

В доме Багрицкого, как мне показалось, Володя смелее читал, но твердо помню, отрывков из поэмы «Червона зима» не касался.

Очевидно, стыдился такому выдающемуся поэту читать незавершенное.

Со временем о нашем общем пребывании в Одессе Владимир Сосюра написал мне чудесное письмо в стихах.

Гостил Володя у меня частенько и подолгу.

Как гостил? Писал, работал… Ходили на заводы, в институты, в рабочие клубы.

Выступали. Свои произведения читали.

Молодого, но уже известного поэта Владимира Сосюру рабочая аудитория восторженно встречала, тепло и провожала.

В окружкоме комсомола в шутливо-ласковых тонах говорили:

— Сосюра — любимый поэт молодежи. Его нежно-чувствительные стихи у каждой девушки под подушкой лежат.

Несмотря на далекое время, я и до сих пор помню, какой аромат поэтических красок наполнял переполненный вал. Как Владимира Сосюру искренне и сердечно встречали слушатели. Казалось, вся Украина приветствовала и восклицала:

— Хвала и слава тебе, народный поэт!

Выступали мы в клубе железнодорожников. Володя Сосюра читал свою знаменитую «Відповідь» [13] «Відповідь» — сатирическая поэма, направленная против буржуазных националистов. . С какой силой летели пламенные слова:

За сияющую правду, за огонь — ибо тот огонь гудит в цехах, на полях — благодарная аудитория железнодорожников поднялась и стоя, от души, бурными аплодисментами приветствовала своего поэта. Из клуба железнодорожников мы возвращались довольно поздно. И Володя дорогой громко декламировал еще не запечатленное на бумаге новое стихотворение.

А потом, обратившись ко мне, сказал:

— Народ — наша сила, наша любовь. Народ дарит нам воодушевление, вдохновение.

Пришли домой. А надо сказать: Володя не только друг для меня, но и большой литературный авторитет. Возле порога я спрашиваю:

— Володя! Скажи, звенит ли во мне струна юмористическая?

— Олесь, твое призвание — юмор! Ты поистине юморист!

А утром, рано-ранехонько Володя, глядя на меня умными карими глазами, говорил:

— Послушай! Посвящаю Олесю Ковиньке!

Огненно-революционная поэзия Владимира Сосюры пламенно сияла и звездным светом вдохновенно будет сиять.

Вот так, любимые друзья, замечательные люди пестовали меня, растили…

Веру в свои творческие силы укрепляли.

В ту пору я отбывал территориальные сборы переменного состава в 25-й Чапаевской дивизии.

Владимир Сосюра подарил тогда этой дивизии чудеснейший «Марш чапаевцев». Музыку написал композитор Верховинец.

Там, в дивизии, я встретил человека большой душевной красоты. Это был комиссар Попов.

Ленинградец, сын потомственного путиловца, он мужественно воевал против всякой вражеской нечисти…

Храбро боролся, очищая украинскую землю от всякой скверны.

Боролся за то, чтобы «пела и смеялась родная Советская Украина».

Сядем, бывало, в степи, на кургане, снимем фуражки, расстегнем гимнастерки, отдыхаем.

Комиссар Попов рассказывает:

— Вот тут наши предки полегли в борьбе за независимость родины и волю народную.

Полегли в лютой сече с ханами и панами. На саблях, на копьях бились. И мы еще будем биться с папами. Враг силен и коварен. Потому и неси свое слово — слово юмора и сатиры в народ. Рази мракобесов, удачное сатирическое слово все равно что выстрел из дальнобойной пушки.

Однажды, смотрю, у палатки дежурный стоит. Земляк, односельчанин, комсомолец Петро.

— Ты чего, Петро, торчишь тут? — спрашиваю.

— Как чего?.. Приказ выполняю.

— Какой приказ?

— Комиссар приказал: охраняй юмориста, чтоб никто не заходил и не мешал.

— Тоже скажешь. Если хорошо пишется — пусть даже оркестр рядом играет, все равно писать буду…

— Эге-ге!.. Комиссар сказал — пусть пишет…

С комиссаром мы часто ездили в подшефные села. По дороге беседовали со встречными. Он живо интересовался жизнью села.

Как-то мы ехали в Демидовку. Не доезжая до села трех километров, увидели в поле крестьянина. Он косил.

— День добрый! Здравствуйте!

— Здравствуйте, товарищ комиссар, с воскресным днем вас!

— Скажите, как ближним путем проехать в Демидовку?

— Спрашиваете — как ближе? Как вам сказать? Вот так будет близко, и так недалеко. Как выберетесь на гору, направо будет гречиха; так вы не за тополем поворачивайте, а за гречихой. Оно, сказать, гречиха посеяна так себе… сеял человек рожь, да оказия случилась. Град выбил до основания. Что же человеку осталось — сей гречиху! Дети малые, кормить надо. Да вы, наверно, этого человека знаете. Он женат на Голобородьковой Катерине. Ее отец был и в партизанах, и в командирах, а теперь работает в исполкоме. Дочку, Катерину, по своим убеждениям воспитал. Курьезная молодуха… Баб будоражит, бунтует против мужиков. Как кто напьется или палкой замахнется — целая катавасия! Идут в атаку — га-лала! Это тебе не старый режим. Хватит нашу сестру за печкой держать. Вчера Оверка на чердак загнали. Сиди, говорят, там до просветления… Вот так-то… Значит, за гречкой вправо и вправо… Конечно, можно проскочить и лощиной, вдоль верб и озер… Советую поехать лощиной. Места увидите отменные. А вы по каким же делам?

— Поговорим с людьми. Может, что и напишем.