Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

Мате украинской поговоркой отвечал:

— Пусть, дочка, пьют — ведь на том свете не дадут!

У Мате любимым временем для литературной работы было утро. До обеда он, как правило, неутомимо трудился. Иногда мне приходилось заночевать у него, и тогда порядок дня был такой: рано утром мы вприпрыжку бежали к речке. Купались, по-ребячьи брызгались, поливали друг друга водой.

Побеждал всегда Мате. Упорный, стремительный, он загонял меня в камыши и потом весело звал: «Вылезай! Мир!»

Я вылезал, и мы рядышком плыли к берегу.

На берегу Мате выполнял всевозможные спортивные фигуры и меня учил этому.

Самым любимым его упражнением было — ходить на руках.

Он это легко делал.

А у меня ноги длинные, ну никак не подниму их. Хоть лопни — не поднимаются.

Тогда мне помогал Мате… Хватал мои «стропила» и командовал: «Направление на вареники! Руками шагом марш!»

После завтрака в небольшой комнате Мате садился за письменный стол, а я отправлялся бродить по селу.

Не подумайте, что я так просто ходил, ворон ловил.

Нет. Белики — довольно большое украинское село.

Пройдусь, бывало, по селу, в сельсовет, в кооперацию зайду. По базару поброжу.

С людьми поговоришь и к крестьянским разговорам прислушаешься.

В Беликах я однажды услыхал такой рассказ:

«Человек подати уплатил, а квитанцию потерял где-то. Писарь, хапуга, узнав, что документ потерян, вздумал второй раз содрать с бедняка деньги. Вызывает его и говорит:

— Платите налог!

— Да я уже уплатил! Ей-богу, уплатил!

— Не божитесь, не грешите — немедленно платите!

А человеку улыбнулось счастье: нашел потерянную квитанцию.

— Посмотрите, — просит, — как здесь написано: уплачено или не уплачено?

Писарь взял квитанцию, надел очки и говорит:

— Да! В очках лучше видно. Уплатили…

Крестьянин перекрестился и, легко вздохнувши, промолвил:

— Дай боже, чтобы верхние глаза жили да поживали, а нижние хоть бы и сразу повылазили».

Мате Залка украинский язык знал хорошо.

Я рассказал ему эту историю, и он от всей души посмеялся…

Слышали бы вы звонкий смех этого жизнерадостного человека — и сами бы засмеялись.

На литературных вечерах мы часто выступали вместе. Читая юморески, я умышленно останавливался, чтобы насладиться звонким смехом моего друга.

Незадолго до обеда мы шли прогуляться. Ходили по степям, по лугам…

Мате Залка всегда подчеркивал сходство украинской природы с венгерской. Он очень тосковал по родной Венгрии.

В одну из таких прогулок Мате Залка признался:

— Бела Кун и я решили поехать на родину, в Венгрию. Эх, Олесь! Растерзанная Венгрия стонет, придавленная империалистическим сапогом. И мы все время рвались туда — туда, где кипела борьба, где презренные слуги фашизма терзали родную мать-отчизну.

На этот раз нам не повезло. Фашистские псы пронюхали о нас. Ехали мы за границу порознь — этого требовала конспирация, и я потом получил грустную весть: моего верного товарища Бела Куна в Вене схватили австрийские жандармы. Сатрапы Хорти требовали от австрийского правительства выдать деятеля международного рабочего движения Бела Куна, но под натиском массовых рабочих демонстраций Бела Кун был освобожден из-под ареста. Мне все же удалось пробраться в Венгрию, где я и начал налаживать связи с подпольными революционными ячейками.

Политическая атмосфера в стране — ужасная. Псы кровавого режима Хорти каждого прогрессивного человека хватали и жестоко пытали. Скажи вольное слово — замучают; если бы на рот можно было надеть железный замок — надели бы! Хотя лакеи фашизма и замки надевали, и рты людям зашивали.

И на мой след хортиевская жандармерия напала. Друзья посоветовали на некоторое время выехать из Венгрии. Знакомыми тропинками на коне пробрался в Чехословакию.

Немало стран проехал, прежде чем попал в Советский Союз. Вот и Эстония. В одном из киосков вижу — в хортиевской газете мой портрет, накрест перечеркнутый, а внизу подпись: «Государственный преступник Мате Залка объявлен вне закона. Кто поймает, того ждут высокие награды: чины, ордена и банковские чеки».

А я думаю — ловите! Недалеко то время, когда венгерский народ возьмет за горло господ-палачей и над родной Венгрией засияет светлая заря свободы.

Выдающийся писатель, борец за счастье людей, за счастье трудящихся, коммунист Мате Залка мечтал и верил в то счастливое будущее, которое пришло теперь на его родину.

Не раз и не два Мате Залка гостил в моем доме.

Желанным, дорогим гостем Мате Залка был и для полтавских рабочих и служащих.

С радостью и воодушевлением встречали его железнодорожники, печатники.

Позже нам пришлось выступать в совхозах, колхозах.

В Полтаве организовали бригаду писателей для поездки в районы.

Мы пригласили Мате Залку возглавить бригаду. Чуткий Мате с радостью откликнулся.

Администратором бригады единогласно утвердили молодого тогда журналиста Александра Михайловича Дунаевского.

Незабываемые встречи состоялись с рабочими Карловского механического завода, на сахарном заводе имени Октябрьской революции, на предприятиях города Краснограда, в отдаленных совхозах и колхозах.

Выступали и в залах с электрическим освещением, и при керосиновых лампах.

Во вступительном слове Мате Залка кратко, но убедительно рассказал о большой воспитательной роли советской гуманистической литературы.

Образные, жизненно правдивые рассказы Мате Залки слушатели воспринимали с искренней теплотой.

Умел Мате просто и ясно раскрыть авторский замысел.

Простота Мате Залки очаровала и всех вас.

Вот мы маршируем по перрону станции Карловка. Ждем из далекого совхоза лошадей.

Надеялись, вот-вот подкатит хорошенький возок, а может, и легкий фаэтон.

Ну и прикатил!

Подъехала к станции огромная арба с керосиновой бочкотарой. Молодой возчик, похлестывая длинным кнутом резвых вороных, крикнул:

— Меня послали на склад отвезти бочки из-под керосина. Велели бочки сбросить, а отсюда писателей взять. Вы не знаете, какие и где они, эти писатели?

Мате Залка засмеялся:

— Мы писатели.

Возница, увидев вежливого, стройного человека с орденом Красного Знамени на груди, растерялся:

— Вы… вы… Сюда садитесь… на сенцо, или, может быть, еще сена подложить?

— Ничего, ничего, товарищ. Мы сейчас подложим сена и поедем.

А с каким волнением в совхозе встречали нашу бригаду. Даже сердце от радости запрыгало.

В обеденный перерыв прямо во дворе собралось больше тысячи рабочих и работниц. Сюда ведь впервые приехали украинские писатели, и среди них любимый венгерский писатель Мате Залка.

Любимый… А для меня — особенно любимый…