Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

В Champs Elysees Дамрош даёт цикл концертов из Бетховена. Парижане издеваются над ним, но ходят, так как доход в пользу французских музыкантов-стариков. «Это единственный красивый жест из всех жестов этого дирижёра», - говорят про него. Blois, который вертится вокруг него, взял мои партитуры, чтобы показать Дамрошу. Теперь Blois передал мне, что Дамрош хочет непременно играть «Семеро их» в Нью-Йорке и просит меня завтра утром заехать к нему.

Пташка была у Mrs Getty. Последняя приняла её очень мило, поговорила с нею, а затем, сказав: «Now I will make you a treatment» [165] Теперь я буду вас лечить (англ). , закрыла глаза рукою и пробыла так в сосредоточенном состоянии минут десять. После этого сказала: «Вы будете здоровы».

Между тем я был у Дамроша. Старик был любезен и сказал между прочим: «Я слишком стар, чтобы лгать, и скажу вам прямо, что ваш 3-й Концерт мне не нравится, но «Семеро их» замечательная вещь, и я хочу их исполнить в Нью-Йорке». Я уже знал, что он не был на исполнении «Семеро их», были его дочки, которые и пришли в восторг. Старик потому и хвалил, что не слыхал. Мы расстались на том, что к нему заедет Эберг и поговорит об условиях найма материала.

Днём очень болела голова. Принял порошок - в последний раз, так как завтра пойду к Mrs Getty, а после того голова должна или больше совсем не болеть, или, если будет всё-таки побаливать, то надо быть честным и лекарств не пригашать. Голова прошла и вечером я был на Дягилеве. Опять «Биши». Мотивы на этот раз лезут в уши и напеваются, но это не есть тематическая изобретательность: он просто взял забытые танго, которые были одно время модны, а затем отложены в стороны за ненадобностью и пустопорожностью. Встретил Шимановского. Он был в Праге на музыкальных фестивалях, где, по его словам, наибольший успех имели скрипичные концерты, его и мой. На мой вопрос, как ему, приезжему человеку, нравятся парижские новинки, он ответил: «Я уже ничего не понимаю, но «Salade» [166] Имеется ввиду «Saudades do Brazil», сюита из двенадцати танцев для оркестра. Мийо, которая идёт в Pigale, ещё хуже». Пикассо добродушно говорит: «Я просто на все вопросы отвечаю: ах, очень мило». После «Biches» я не пошёл в зал на пляски «Игоря», а остался разговаривать с испанским художником Sert. Серт довольно известный и имеет связи и при испанском дворе. Дягилев над ним посмеивается, но иногда, ради этих связей, заказывает ему декорации. Женат он на Mme Edwards, большой покровительнице Дягилева, даме, которую я не люблю. Когда я высказал Серту моё мнение о «Biches», он сказал: «Точно такого же мнения Равель, который во время исполнения сидел рядом со мной». В дальнейшем разговоре он сказал: «Нет в искусстве ни передового, ни отсталого, а есть талантливое и неталантливое». Мы с ним разговаривали по душам и, прощаясь, он выразил желание чаще встречаться в будущем сезоне. А для меня мораль неожиданная: я почувствовал себя приятно в обществе людей отсталых. Не описываю ли я ту же эволюционную линию, что Метнер: новатор в двадцать лет, и закаменелый академист в тридцать-тридцать пять?

Встал раньше и отправился к Mrs Getty с тем, чтобы быть у неё одним из первых. Полчаса ждал её прихода; был в несколько взволнованном состоянии. Mrs Getty имеет «office» в очень хорошем деловом здании американского образца. Сама она - очень милая дама лет сорока-пятидесяти, на первый взгляд ничем не замечательна. Она посадила меня в кресло, против себя, у окна. Я сказал, что вчера была у неё моя жена, а сегодня пришёл я: жалуюсь я на невралгию, которая у меня держится уже десять лет, являясь с поразительной аккуратностью по три раза в месяц, и на сердце, которому хотя и лучше, но которое никак не войдёт в норму. На её вопрос о моём знакомстве с Christian Science, я ответил, что имел случай видеть замечательные явления (Price), но о его сущности слышал от людей, к сожалению, недостаточно тонких, чтобы представить его в истинном свете (Mrs Wake). Затем она сказала: «Maintenant je vais vous faire un traitement» [167] Теперь я буду вас лечить (фр). и дала мне в руки книгу «Science and Health» [168] «Science and Health» (Наука и здоровье) - книга, написанная основательницей Christian Science (Христианская наука) - Мэри Бэкер Эдди (Mary Baker Eddy). , прибавив: читайте. Я начал читать, она прикрыла глаза рукой и ушла в себя. Я читал довольно долго, но мне сначала было трудно сосредоточиться. Но затем я, ожидая вопроса о прочитанном, усилием заставил себя дать ясный ответ о написанном. Через некоторое время она сказала, что надеется, что и я, и жена будем здоровы и больше не будем нуждаться в помощи. Я сказал, что из прочитанного я понял, что человек есть отраженье Божье, и как таковое не должен страдать: когда же он забывает об этом, то естественно встречается со страданиями. Она очень обрадовалась и сказала, что это совершенно верно. Я знал, что за визит надо платить двадцать франков. Так как у меня в кармане было тридцать, то я положил все тридцать, но Mrs Getty заставила меня взять десять обратно. Я простился, поцеловав её руку, и вышел. Идя домой, я невольно следил за моим сердцем и за влиянием на него быстрой ходьбы. Но затем заставлял себя обращать внимание не на медицинскую сторону учения, а на моральную.

Вечером был у Кусевицкого, рассказывал ему про мою идею написать симфонию. Он очень хвалил идею и обещал сыграть симфонию в Америке и Париже, как только напишу. Советовал мне непременно сделать одну часть – тему с вариациями. Идея мне понравилась.

Письмо от Hébertot: Вольф освободился и будет слушать «Огненного ангела». Удивительно, как всё это делается: я должен был уехать из Парижа сегодня утром, но отъезд задерживается из-за того, что мама не приехала и дела не налажены. Поезд должен был уйти в 8.40 утра, а письмо от Hébertot подаётся в девять. Серьёзное ли у него намерение при такой тактике? Но во всяком случае будем почитать за серьёзное и надеяться на Вольфа с Комиссаржевским. Я отправился к Вольфу, который был весел и дружественен, показал длинный, уже отпечатанный список опер, которые они объявляют на будущий год, но прибавил: «Не беспокойтесь, мы всего этого ставить не будем, и некоторые из объявленных заменим другими». Слушание «Ангела» назначил на послезавтра.

Вечером - на дягилевский спектакль: Пташка, я, Сувчинский, его belle-soeur Апухтина. Шла какая-то оперетка Шабрие, которая была некогда написана с разговорами, но для этих разговоров Мийо написал музыку. Получилась вещь пустая, нудная, длинная. Оперетка без остроумия и живости. Дягилев её поставил под влиянием каких-то непонятных законов своей новой эволюции. Публика была недовольна. Во время действия начались с галёрки восклицания, шикание, подсвистывание с целью сбить актёров или аплодисменты без всяких поводов с целью заглушить музыку. Словом, то, что творилось в зале, было во много интересней происходившего на сцене. Стравинский сидел в ложе недалеко от нас и был в видимом бешенстве от поведения публики. Иногда он резко шикал по направлению к галёрке. Весьма возможно, что именно он убедил Дягилева поставить эту вещь. По окончании Сувчинский сказал Стравинскому: «Я понимаю, что могут существовать известные принципы, которые заставили поставить такую вещь, но мне кажется, выбор неудачен: зачем же брать такую скуку: «Севильский цирюльник», сделанный в таком же стиле, куда живее». Стравинский рассердился и, сказав: «Вы все дикари», ушёл. Последним номером шла «Весна священная». Я слушал с большим увлечением, и опять эта вещь мне больше понравилась со сценой, чем без сцены в концертном исполнении. Для концертного исполнения «Весна» неприятно-бесформенна; в сценическом же исполнении эта бесформенность оправдывается сценой. Как раз обратное со «Свадебкой»: там я чувствую сцену необязательной, как бы придатком, и очень хотел бы послушать её в концерте. По окончании «Весны» в кулуаре я встретил Стравинского и, подойдя к нему и похлопав, совершенно искренне сказал: «Браво, молодчина, старик!» «Старик» я сказал в дружеском смысле, как во Франции постоянно говорят «mon vieux», но Стравинский вскипел: «Как бы вам не оказаться в стариках!», - воскликнул он и убежал не прощаясь. Все были удивлены и амюзированы [169] Развлечены, от amuser (фр). .