Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Встали в шесть. Если бы не Miss Mack, не уложились бы. Выехали с поездом в 8.40: мама. Пташка, Святослав. Мак, я, семь вещей в багаже и пятнадцать в вагоне. Пересадок три. На одной из них носильщик грохнул и сломал пишущую машинку. В восемь часов вечера были в St.Gilles. Дача снаружи выглядит средне, стоит как- то торчком, но внутри удобная.

Повалились спать. Впрочем, предварительно с Пташкой сбегали на море.

Сегодня главным образом отдыхали. Ходили на океан, который ещё прохладен для купания. Во время отлива пляж изумительный: гладкий, песчаный, бесконечный. Это главная прелесть St.Gilles.

Делаю корректуру голосов 3-го Концерта. Стравинский прав, говоря, что печатаемые голоса надо корректировать самому автору, ибо оркестр ведь играет по голосам, а не по партитуре, и в них вся соль. Но Боже, какая это работа!

Святослав после дороги спит второй день!

С океана СИЛЬНЫЙ ветер, меня продуло, насморк. Наша комната наверху, просторная, много шкафов, большой стол, удобная кушетка. С балкона виден океан. За спиной нашей комнаты - комната Святослава и Miss Mack. В нижнем этаже под нами большая комната мамы, а под Святославом - столовая и кухня. Вот и всё.

Привезли рояль. Pleyel прислал даром из Парижа большой скоростью. К нам по лестнице втащить было нельзя, поэтому поставили в комнате мамы. Завтра можно начать работать.

Письмо от Demasy: по его мнению, Рубинштейн на днях напишет мне с официальным предложением писать музыку для «Юдифи». А я уже махнул на них рукою. Впрочем, некоторые темы уже записаны.

Встаём (т.е. начинаем вставать) в семь, пьём кофе в восемь, и в половине девятого я засел за балет для Романова, который я окончательно решил писать для квинтета и даже, сочиняя, иметь ввиду и балет, и концертный квинтет. Первую тему я сочинил перед отъездом в Париже, идя по улице, и записал под фонарём. Теперь развил её. Работал час - и бросил. Потом корректировал 3-й Концерт.

Хотя одолевал насморк, но сел опять сочинять. Сделал довольно порядочно в третьей части.

Днём заболела голова - невралгия, которая не должна бы быть после лечения Mrs Getty. Читал книжку Christian Science. Делал корректуру, но мало. К вечеру голова прошла. Редкий случай.

Если Christian Science меня не избавило совсем, то оно вызвало улучшение.

Утром сочинял, сделал первую вариацию. Идёт легко.

Потом гулял по берегу океана и обдумывал побочные партии для симфонии. Главную возьму из записных книжек: я её сочинил ещё в Rochelets, и она мне очень нравилась.

Сочинял. Для второй части взял тему, сочинённую в Париже незадолго до отъезда. Разработал её. Кажется, квинтет выйдет отличный.

Из Парижа пришла коляска для Святослава. По этому поводу взяли его гулять. С одной стороны занятно, с другой - неловко выступать в этой роли.

Работал над третьей частью, но мало. Хотя в общем темп недурный. В четыре-пять недель, может быть, кончу всё.

Читал недавно вышедшие отрывки из записной книжки Чехова: материалы, которые он не успел использовать. Все эти словечки, мысли, полны совершенно очаровательной наблюдательности, юмора, свежести. Приятнее читать их, чем иные законченные сочинения.

Работал над квинтетом. Сделал вторую вариацию в первой части. Погода ветряная, холодно и дождливо. Днём - острый припадок ревматизма в правой руке. Мой ревматизм ведёт начало от скарлатины, когда был первый припадок в обеих руках. В Эттале он дважды возобновлялся, но каждый раз на один день. Сегодня был очень острый, прямо не знал, куда деваться. Когда отпускало, читал Christian Science. Вечером прошло.

Рука прошла. Но сегодня не сочинял: решил сделать пропуск после целой недели работы. Днём проверял переводы романсов: французские и английские: Laloy и Burness. В «Mercure de France» рецензия Марнольда о концертах Кусевицкого: превозносит меня и ругает Стравинского.

Была тяжёлая голова (но не невралгия), поэтому занимался мало, а много гулял - и действительно выгулял тяжесть. В квинтете всё же закончил наброски второй части. От Эберга неприятное письмо: Эберто всё тянет и ещё не заключил контракт на «Огненного ангела».

Сыграл всю написанную музыку квинтета с часами: вышло семь минут. Мало! Я думал, что уже десять. А надо всего четырнадцать-пятнадцать. Сочинял хлопушку - введение серьёзного Adagio. Пожалуй, по качеству музыки, это ниже первых трёх частей, но есть какая-то залпом схваченная мысль, благодаря которой, я думаю, можно оставить.

От Б.Н. письмо: какое-то случилось с ним несчастье: просит тысячу франков. Я рассердился - вечно тянет деньги. Но было жалко его. Решил послать семьсот.

Работал над пятой частью квинтета: хлопушка. Не слишком ли выходит серьёзно? Но ведь и «Похоронный марш» Шопен сочинял первоначально на смерть собаки.

Запаковывал корректуры 3-го Концерта и относил на почту.

Обдумывал первую часть Сюиты из «Трёх апельсинов». Эта Сюита давно задумана, но всё не было настроения выполнить. Конечно, она будет беднее, чем Сюита из «Шута» или из «Огненного ангела».

Вечером гулял один по берегу океана. Одно из достоинств нашего места, что через десять минут ходьбы можно выйти на берег, совершенно лишённый цивилизации, без вилл, заборов и человеческих следов. Океан, песчаный берег и невысокая дюна, заслоняющая континент. Я гулял и думал: такой же берег существовал тысячу лет назад, и десять тысяч лет, и люди приходили глядеть на тот же бесконечный океан.

Кончил пятую часть. Работал над четвёртой, взял тему из записной книжки. Днём оркестровал Сюиту (первую часть) «Трёх апельсинов». Побаиваюсь за трио.

Работал над четвёртой частью. Днём экситантные [171] Волнующие, от exiter (фр). письма: от Эберга – Hébertot с «Огненным ангелом» ни с места и контракт не подписывает; но вместе с тем, известие, что из Америки за постановку «Шута» прислали двести семьдесят два доллара, т.е. пять тысяч франков, а я думал, будет только тысяча.

Затем письмо от Гаука, что Мариинский театр хочет поставить «Игрока» и «Шута». Не знаю, выйдет ли что из этого, но во всяком случае приятно, что Петербург вновь заинтересовывается мною. Писал длинный ответ.

Кончил четвёртую часть. Работал утром и днём.

Сегодня первый жаркий день, а то с холодным ветром, то Пташка, то я простужались. Читал Кокто и Леонида Андреева. Писал письма.

В местном гиде прочёл, что St. Gilles существует с незапамятных времён и, вероятно, был финикийской или карфагенской колонией.