Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Сегодня даже не сочинял, а то регулярно, каждое утро.

Кончил эскизы первой части Симфонии. Письмо от Гаука. Когда-то мой товарищ по классу дирижёрства. Сладенький, карьерист, со всеми любезный. Теперь он при Мариинском театре и пишет о возможностях постановки «Игрока». Это очень экситантно! Писал Эбергу длиннейшее письмо, спрашивая об условиях, на каких можно будет давать им материал после переделки «Игрока».

Телеграмма Б.Н. о даче перебила занятия. Опять разговоры и рассуждения о даче.

Святослав говорит очень ясно «да», иногда «нн-да». Остальное сомнительно, хотя мамаша и бабушка утверждают иное.

Сочинял медленную вариацию (будет четвёртая или пятая). Хорошо работалось. Днём много корректировал Скрипичный концерт.

Очень любопытный сон: начало очень реальное - я сидел в каком-то театральном вестибюле, появился Hébertot и, видя, что моё отношение к нему неприязненно, поспешно сказал, что в этом году он вообще не делает никаких новых постановок. Тогда я решил замолвить слово за Кошиц и стал рекомендовать её как певицу в его труппу. Находившийся тут неизвестно почему Смоленс поддержал меня. После этого Hébertot направился к выходу, за ним Смоленс, а за Смоленсом я. Однако, в этот момент я увидел, что из внутреннего двора появился Римский-Корсаков и остановился шагах в десяти от меня. Он был очень похож, но несколько моложе, чем я привык его видеть в Консерватории. Одет он был в синий костюм. В полном сознании, что Римский-Корсаков давно умер, я воскликнул Смоленсу: «Но ведь это же нереальность!» и с этими словами быстро подбежал к Римскому-Корсакову. Но едва я к нему' приблизился и хотел дотронуться, как он моментально перенёсся в соседнюю комнату, откуда появился. Я побежал за ним. Это была большая зала, вроде столовой в большом отеле. Римский-Корсаков стоял шагах в двадцати от меня. Я побежал к нему и схватил за руку. На этот раз Римский-Корсаков не подвинулся и я, к чрезвычайному моему удивлению, почувствовал, что рука его вполне осязаемая и притом тёплая. Я поцеловал её. Римский-Корсаков не двинулся и с полуулыбкой смотрел куда-то в сторону. Я поцеловал его в бороду, а затем довольно бесцеремонно взяв его за лицо, повернул его голову к себе и поцеловал несколько раз в губы. Мелькнула мысль о Christian Science. Затем Римский-Корсаков исчез - как, не помню, я же направился к выходу, но никак не мог найти моей шляпы. Я искал её под столом, потом вернулся в большую столовую, но нигде не мог найти, и это исчезновение ставилось в какую-то странную связь с появлением Римского-Корсакова. Глядя на сидевших в столовой людей, я думал: неужели моё поведение и всё случившееся не удивляет их? Но они не обращали внимания и вели свои разговоры, отрывки которых долетали до меня. На этом я проснулся.

Продолжал медленную вариацию (четвёртая). Сочинялось хорошо. Днём много корректировал. А решительного ответа про дачу от Б.Н. нет.

Ответ Б.Н. про уехавшего хозяина, а мы боялись, что дача уже сдана. Ещё бы, такое завидное объявление. Ругали Б.Н. за нераспорядительность. Мама пыталась его защитить, но тоже была смущена его молчанием. Кончил четвёртую вариацию.

Начал новую вариацию, быструю. От Бран наконец контракт, жаль без Пташки. Писал длинное письмо Борису Николаевичу: ругал его, требовал энергичных действий с дачей, вместо которых он подносил только описания таковой.

Продолжал вчерашнюю быструю вариацию. Сочинялось хорошо.

В Christian Science вчитываюсь, заметен успех. Читаю очень аккуратно. Писал ответ Гауку, длинный, провозился четыре часа. Сочинял скерцозную вариацию. Раскладывал пасьянс.

Сочинял. Корректировал. С тех пор, как получена корректура Скрипичного концерта, нет ни одной минуты свободного времени.

Послал телеграмму Б.Н., а то проснувшись утром, я сообразил: дача ни с места, а пятьсот франков в задаток я ему послал вот уже девять дней. А вдруг он решил сыграть, сыграл неудачно и теперь умолк?

Пять вариаций вчерне закончены.

Обдумывал: какой избрать конец для Симфонии. Писать третью часть, финал, но не вижу как. Идея: разработать последнюю вариацию с введением в неё тем из первой части.

От Б.Н. телеграмма: сегодня (т.е. вчера) он будет, наконец, говорить с хозяином. Ругали Б.Н. «типичным сквернавцем», и в самом деле: дачу можно было снять две недели назад, а он всё ещё собирается говорить с хозяином.

Решил делать большую вариацию с введением тем первой части, а заключать Симфонию повторением мирной темы, на которую написаны вариации, словом так, как было предположено раньше. Кое-что начал сочинять для этой вариации.

Кончил корректуру второй части Концерта, третьей ещё нету.

Начал корректуру 5-й Сонаты, которую отлично награвировали у Брейткопфа, особенно если сравнить со скверной гравировкой по кальке Capdeville'H.

Телеграмма от Б.Н., требует второй задаток для дачи, на этот раз тысячу франков. Обсуждали. Решили послать.

Голова болела, поэтому не сочинял. Старался противодействовать через Christian Science.

Необходимо уладить дело с Вышнеградским. Я поручил адвокату Загорскому вести дело против Международного банка (Петербургского, но теперь открывшегося в Париже), стараясь получить проценты с бумаг, которые до революции туда вложила мама. Теперь, когда пришлось подписывать доверенность, оказалось, что дело против Вышнеградского, председателя правления этого банка. А это выходит неловко: в Америке он давал мне денег (четыреста пятьдесят долларов) на устройство первого реситаля.

Два дня не сочинял, зато сегодня порядочно сделал в шестой вариации, правда, ещё в области начала её.

Телеграмма от Б.Н.: дача снята! Волнения, горячие обсуждения и даже приподнятое настроение: ведь этим до некоторой степени определяется характер нашего жития в течение всей зимы. Б.Н. не посмел бы снять, если дача была бы плохою.

Сегодня не до занятий: укладка, уплата счетов, спешные письма в банк и другие места о перемене адреса, и прочее.

Мы собирались остаться здесь ещё три недели, но дача в Bellevue снята с сегодняшнего дня, в таком случае лучше жить там: просторное помещение; здесь же в октябре стало темно, ветрено, океан холодный, шумный, временами грозный. Есть дикая красота и неуютность.

Сегодня переезд из St.Gilles в Bellevue. Встали в 5.30 утра, а так как во Франции часы перевели на час вперёд, то значит в 4.30. Miss Мак, наша норвежская бонна, была очень полезна в укладке, без неё бы не снарядились. Доехали в общем недурно, и бабушка, и внук вели себя хорошо. В Париже в 6.20 вечера. Б.Н.. в визитке и котелке, встретил нас на вокзале. Он порядочно изменился, похудел, переменил причёску: раньше чесался на пробор, теперь назад, по модному парижскому «а l'embusqué-loin du front» [175] От лба к затылку (фр). . Во всех этих нюансах скорее привкус чего-то неприятного. Зарабатывает деньги на жизнь в игорных клубах, но не играет, на это нет денег, а как-то около, но как — я ещё не выяснил. Все его разговоры и рассказы вращаются вокруг картёжных тем.