Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Mme Черепнина по обыкновению влюблена в Пташку, и сегодня была очень нежной с нею. Бранила Марусю Павлову, ныне Бенуа (Кока - двоюродный брат Mme Черепниной), находила её мещанкой. Пташка поинтересовалась её голосом. По словам Саши Черепнина, голос у неё довольно сильный, но неровный.

Начал отделывать разработку. Эберг звонит по телефону из Парижа: телеграмма от Кусевицкого - успех «Скифской сюиты» в Америке. Днём поехал в Париж. Заказал фрак: старый узок, жилет расставляла Ольга Владиславовна ещё весною. Да и честно отслужил шесть лет. С Эбергом обсуждал контракт; куча сочинений напечатана, а контракт ещё не подписан. Эберг требует 50% с доходов от механических инструментов. Я не соглашаюсь - много. Эберг говорит: зато издательство будет следить и защищать вас.

Продолжал отделывать разработку. Днём корректировал Ор.9, выходящий на четырёх языках. Паршивый Laloy молчит и не делает исправлений, которые я хочу во французском переводе. Он талантливый человек, но есть отдельные места, которые мне не нравятся.

Вечером в Париже на лекции по Christian Science. Атмосфера лёгкая, радостная.

Работал над Симфонией. Корректировал Ор.9. Приятно, что сегодня никуда не надо ехать. Письмо от Hébertot: очень мило предлагает расторгнуть контракт. Но мне это совсем невыгодно. За ним ещё десять концертов в два сезона, т.е. двадцать тысяч франков. А вдруг вовсе лопнет? Тогда ни денег, ни концертов. Не пойти ль на компромисс, пока не поздно?

Был в Париже у Эберга: торговался из-за 50% за механические инструменты. Механизация музыки так развивается, что неизвестно, может это как раз и будет главный доход. Но Эберг ни за что не уступает: «Не сердите вы Кусевицких, - говорит он, - уверяю вас, от издательства всё равно со временем перепадёт композиторам». Обедал у Рульмана, бельгийского дирижёра. Играл ему 3-й Концерт и «Шута», которые он будет дирижировать в Брюсселе, где он два года назад блеснул «Скифской СЮИТОЙ». Купил «Круги» Мясковского, очаровательный меланхоличный романс. Играл его Пташке, он очень нам нравится. Пташка будет учить.

Открытие Русской народной консерватории, поэтому «акт» и концерт отдельно. В консерватории сорок учеников и сорок два преподавателя, но ей покровительствует Maison Pleyel, с помощью которого и состоялся акт. Ляпунов для этого акта переложил увертюру «Руслан и Людмила» для двух роялей. Утром мы с ним срепетировались и затем с неё начался акт: Ляпунов за первым роялем, я за вторым. Когда аплодировали, я пустил его вперёд раскланиваться как автора. Старик сиял, точно он сочинял «Руслана и Людмилу». С Blois разговаривал об Hébertot. Он говорит, что у Maison Pleyel тоже дела с ним и они недурно осведомлены о положении Hébertot: в январе он лопнет. Совет: постараться до Нового года выжать из него по крайней мере два или три концерта, хоть это!

Болела голова: мало наработал. Ниель вернул ещё порядочно корректуры голосов 3-го Концерта, в которой снова тьма неисправленных ошибок. Романов не шлёт денег. Посылал телеграмму. Эберто лопается. Как весело! Спасибо, хоть вечером Blois говорил, что постарается устроить мне заказ для компании Шведских балетов.

Отделывал Симфонию.

По поводу воскресения: ждали гостей, но никто не приехал. Переписывал рецензии на машинке, для турне Мери Бран. Святослав вытолкнул свой первый зуб. Его нянька, норвежка Miss Mack, покинула нас. Весною она была милой и полезной, а последнее время прижилась и стала часто дуться.

Работал. Очень интересно было получить письма от Мясковского с подробным описанием впечатлений от исполнения моего Скрипичного концерта в Москве (Сигети). По-видимому, оркестр играл недостаточно хорошо, но скрипка бисировалась!

Днём отправился в Париж объясняться с Ниелем. Обедал с Эбергом. Он рассказывал про Б.Н., которого встречает в клубе. В июле Б.Н. проиграл восемь тысяч франков. Чьих? У него не было таких денег. Его кольцо, бриллиантовое с рубином, которое нынче исчезло с пальца? Вот причина истерического письма о «катастрофическом несчастье». Сейчас, по словам Эберга, он уже не играет, хотя иногда даёт карту за чужой счёт, на счастье, и если выигрывает, то получает от дававшего. Или же даёт взаймы проигравшему под залог золотых часов. На него смотрят косо. Эберг говорит с презрением. Да и в самом деле, большое падение с облаков Ettal'я. Лучше бы мести улицы.

Концерт Саши Черепнина, кажется, первый его концерт. Сочинения его милы, хотя материал не очень значителен. Все вокруг кричат, что он всецело под моим влиянием. Видел на концерте ласкового Александра Николаевича Бенуа, видел Коку и Марусю. Она похудела и скорее подурнела, хотя теперь одета элегантно, по-парижски. Прежде у неё было очень милое полудевичье кокетство. Впрочем я видел её только мельком и лишь успел подразнить, что она не умеет подкрашивать губы. Пташке она жаловалась, что в этом Париже чувствует себя одинокой. Кока красив, но его я тоже видел один момент. Сашенька, выходя на эстраду, имел смущённый вид, но играл хорошо: не как пианист, а как умеющий играть композитор. Это как раз мне нравилось. Николай Николаевич волновался за сынка и был пьяненький, впрочем, как всегда за последнее время.

Так как вчера возвратились поздно, то сегодня работалось хуже. Вечером заходил Коля Кедров, сын Кедрова (квартет Кедрова) и Гладкой – бывшие профессора Петербургской консерватории, а теперь профессора новооткрытой вчерашней. Заходил взять мои романсы для матери. Он очень милый, скромный, хорошо воспитанный юноша девятнадцати лет. Часто приходится слышать, что большевизм разрушил всё в России: воспитание, нравы, взгляд на жизнь, всё. Но коли семья сколочена крепко, то вот вам простой и милый юноша. А ведь Кедровы всего несколько месяцев, как из России, где прожили всю революцию. Учился он в Петербургской консерватории. Я с интересом расспрашивал его про Консерваторию, в которой сам провёл десять лет, всю свою юность. Он говорит, здание ни снаружи, ни изнутри не изменилось, только рояли стали хуже. Ученики часто одеты в кожаные куртки, иногда даже в валенках. Ученицы больше следят за своей одеждой, поэтому выглядят почти так же, как раньше. Но есть среди них коммунистки, очень в себе уверенные. А жизнь течёт своим чередом и затягивает, так и Коле не хотелось расставаться с Консерваторией, когда пришла пора уезжать, хотя сейчас он и рад, что заграницей.

Работал над отделкой Симфонии. Виден конец первой части. Корректировал.

Голова. Что-то часто она стала заболевать, хоть и стараюсь считать это за самообман, как учит Christian Science. Я аккуратно читаю Christian Science каждый день и несомненно двигаюсь вперёд. Был в Париже по разным делам. Снова ходил объясняться к Ниелю насчёт неисправленных ошибок в корректурах. Надо бы ругать его, но сидит почтенный старик, который говорит тихим голосом и вдобавок ещё болен астмой, и опускаются руки, а между тем работа движется плохо и медленно, и главное, всегда не в срок.