Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

От Цедербаума письмо: подробности о большом успехе «Скифской сюиты» в Америке. Когда в 1918 году я приехал в Америку, то эта великая республика была слишком глупа для меня, но за шесть лет дурачья заметно развилась. Я рад, ибо в других отношениях Америка мне очень симпатична, и Christian Science идёт из Америки.

Голова болела до вечера, но в десять часов вдруг стремительно прошла.

Blois сообщил мне соображения адвоката Maison Pleyel относительно положения Hébertot. На основании этих данных сегодня всё утро писал ему письмо. Романов денег не шлёт. Hébertot взлетает на воздух, был у меня уравновешенный бюджет, а тут восемнадцать тысяч франков попали под вопрос... А между тем Пташка и я заказали всякой одежды на три-четыре тысячи!

У Святослава новая нянька - швейцарка, мало декоративная, но старается, впрочем, как все вначале.

Премьера сюиты «Шут» в Concerts Populaires в Брюсселе.

Я играю 3-й Концерт. Успех.

Повторение вчерашнего концерта.

Письмо от Кусевицкого, довольно длинное, милостивое. Видно, что мы очень знамениты, но благосклонны.

Неприятная повестка из Justice de Paix: вызывают по делу Argus, причём день вызова уже прошёл, так как повестка без конца гуляла по старым адресам. Я думал, что уже отвертелся от Аргуса, а тут нет, пожалуйте в суд. Очень неприятно, что я очутился под судом, хотя ещё неизвестно, выиграет ли Argus свои двести пятьдесят франков.

Принялся за отделку второй части и отделал тему для вариаций. Романов прислал успокоительное письмо: вышлет деньги.

Очень милое письмо с Ривьеры от Дукельского - о моей «Балладе».

Утром не сочинял, а упражнялся к завтрашнему реситалю в Брюсселе. Днём - в Париж по визовым и корректурным делам, а также в мировой суд. Приготовил длинное объяснение, почему я не явился по вызову повесткой, и как случилось, что она так запоздала, но сонная барышня разъяснила, что это меня вызывают для примирения, и не важно, что я не пришёл. Вот если пришлют ещё повестку, то тогда надо явиться обязательно. Зашёл к Загорскому. Он смеётся: это не «под суд», а просто иск, каких бывает миллионы и которые никого не порочат.

Письмо от Цедербаума насчёт Brennan, менеджера бостонского оркестра. Он согласен взять мой management и даже готов заплатить Наеnsel`ю тысячу долларов моих долгов. Ого, это уже серьёзно: Америка налаживается по-настоящему.

Повторил программу и в одиннадцать часов отправился в Bruxelles, куда приехал в пять часов. Немного погулял, затем читал Christian Science и раздумывал сложную проблему духа, очень горячо. Пришёл к заключению, что если я отказываюсь от лекарств, но ношу очки, то это противоречие и недобросовестность. Решил снять очки. Очки у меня несильные и я могу относительно свободно обходиться без них. Но доктора, надевая их мне, говорили, что если я носить их не буду, глаза мои будут быстро портиться. Тем не менее, после горячего обсуждения с самим собой, я решил, что я всё же должен их снять, если честно верю в Christian Science, и что через Christian Science глаза мои должны улучшиться. Таким образом вопрос был решён, и я снял очки. В полдевятого концерт, зал неполон, приблизительно две трети. Играл недурно, успех главным образом под конец, когда публика зааплодировала очень шумно. В антракте в артистическую явилась... Лиана Коллини. Шесть с половиной лет назад, во время драматического расставания в Ростове, она говорила, что в будущем, если увидит моё имя в программе или газетах, то приедет и встретит меня в том городе, где я буду давать концерт. И вот этим городом оказался Брюссель. Но она не постарела - такая же, хотя я, когда вспоминал её, думал, что эти годы наложат на неё печать. Она замужем за югославянином и имеет ребёнка. Я тоже похвастался, что у меня жена и сын. Что Пташка испанка - произвело на неё впечатление (верность южным женщинам?). «Я жалела, что не поехала с вами тогда. - сказала она, - я надолго застряла ещё в Ростове, а затем Одессе». В Румынии она нашла свои драгоценности, но не больше.

Разговор тёк очень оживлённо и с крайней любезностью с обеих сторон. Разумеется, никаких чувств у меня к ней нет давно, но открылась целая эпоха, поднялся занавес над живописным отрывком из моей прошлой жизни – и встреча произвела на меня большое впечатление.

После концерта некто Piron водил меня пить вино к какому-то богатому Maier'y. Рассказывал, что хорошо знает Стравинского, который был у него во время своего последнего визита в Брюссель. Будто Стравинский ненавидит Мийо, меня же хвалит.

Лёг в час, встал в полседьмого и отправился в Париж. В два часа дома - Bellevue. По дороге читал книжку Кошиц. в которую она записывала изречения, стихи, сказки, частью свои, частью продиктованные ей спиритическим путём. Много общехристианских мест, но есть хорошие сказки, как сказка о жизни и смерти, и есть удачные фразы, например: «Он протянул руки Жизни, но взяла их Смерть», или «Не следует свои солёные слёзы считать за соль жизни».

Едва приехал домой, как гости. Сегодня гала: наехало двенадцать человек, среди них Орик, с которым намечается сближение. Он заканчивает второй балет для Дягилева («Матросы»), а затем собирается сочинять оперу. Я : «Но Дягилев убьёт вас! Ведь он считает оперу отжившей формой». Орик смеётся. Я спрашиваю его про Дукельского. Орик видел наброски его балета для Дягилева. Находит, что сделано хорошо, но, конечно, не гениально.

Не сочинял: тяжёлая голова. Был в Париже, отвёз корректуру партитуры и голосов Скрипичного концерта, которые теперь пойдут в печать, обгоняя материал 3-го фортепианного Концерта. В издательстве говорили, что по полученным из Америки сведениям. Метнер при дебюте в Нью-Йорке имел огромный успех. Вот неожиданно! Пианист он, правда, первый сорт, но как композитор уж очень скучен для американской публики.

Очень приятно, что целый день можно быть дома. Отделал всю первую вариацию в Симфонии. Писал письма, которых накопилась уйма. Отсылал контрамарки на мой реситаль пятого декабря, который таки вырвал у Hébertot. Отправил сорок один пакет. Очков не ношу.

Récital в Champs Elysées. Народу немного. Деньги заплатили.

Ира Рузская - болтали в антракте. Не виделись десять лет.

Кончина мамы, у меня на руках, в 12.15 ночи на тринадцатое декабря.

Встречу Нового года проектировали различно, с Бенуа и Черепниным, но под конец Черепнины изменили и поехали встречать к Вышнеградскому («нельзя, Сергей Сергеевич, традиция, старая дружба»), за что мы даже хотели послать Черепнину открытку с цитатой из «Снегурочки»: «Его любовь и ласки для богатых, а пастуху - спасибо и прощай». Итак, мы остались встречать домашним путём в Бельвю. Неожиданно явился Б.Н.Б. В полдвенадцатого выпили бутылку шипучки, за полчаса до Нового года, так как последний поезд отходил в Париж в 12.30.