Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Пальцу как будто немного легче, но играть на рояле, конечно, нельзя, поэтому упражнял одну правую руку. Если на концерте левая будет хромать, надо отыграться хоть на правой.

Чек на «два с половиной пуда» стерлингов вручил нашему консулу, и он пошлёт его с письмом в Английскую военную миссию на юге России. Дай Бог, чтобы дошёл, а то это мне не даёт покоя.

А в России политический узел затягивается, ибо побеждают большевики, а ведь, в конечном счёте, они должны проиграть. Значит, все города, которые они забирают теперь, забираются зря. А тем временем резня, грабёж, насилия, тиф и сифилис.

Пальцу, по-моему, хуже, но Ингерман говорит, что лучше. Во всяком случае трогать больно, а играть в таком виде нечего и думать. Звонил Haensel'ю и спрашивал, что он думает, если отменить recital. Он говорит, что теперь все пятьсот долларов уже истрачены, и если будем отменять, то со всеми ими и простимся. Поэтому он советовал подождать субботы, может палец и пройдёт. Советовал не трогать рояля до самого концерта и упражнять вещи в голове. Я последовал его совету, и действительно, это очень полезно, но страшно утомляет мозг.

Обедал с Linette и опять звал её ко мне, ибо отправляться каждый раз в кинематограф скучно. Она сначала заколебалась, но потом сказала: «Нет, нет, не сегодня! Посадите меня в subway [25] Подземка, метро (англ). и я поеду домой». Я рассердился и, посадив её в subway, простился. Через час она мне звонила, называла букой и мир был заключён.

Письмо от мамы через русское посольство в Риме от той же даты, как и открытка, полученная месяц назад. Бедная, сколько ей пришлось терпеть! Я рад, что чек мой поехал и, кажется, верными путями. Меня очень тревожит вся эта история с мамой, а поехать туда невозможно, в Америке я только начинаю налаживаться. Да сейчас и денег просто-напросто нет на дорогу.

Пальцу лучше, и завтра смогу играть, хотя и хуже процентов на двадцать пять. С Linette говорили по телефону. Когда я спросил, проведёт ли она со мной вечер накануне концерта, она ответила, что сегодня занята. Я сказал: вероятно, есть кто-нибудь, кто больше вас захочет провести со мной этот вечер. Она ответила: «Vous etes mechant» [26] Вы злой (фр). .

Вечером я играл в бридж у Самойленко. Он чудно зажарил свою ногу (т.е. целую ножку барана).

Linette звонила и спрашивала, с кем я провёл вчерашний вечер. Я не сказал с кем. Она вызвалась днём навестить меня, но потом позвонила, что идёт на фортепианный концерт Гофмана, а потом звонила опять и просила не сердиться. Я днём скучал и был нервным. Пальцу было лучше, но он всё же болел, и я почти не упражнялся, чтобы его не разбередить. В половину девятого вечера концерт Зал полон и встреча хорошая. Первым номером - «Карнавал» Шумана. Играл я его ничего, но хуже, чем до пальца, например, Сталю и Дерюжинскому. Палец, залепленный в толстые слои ваты и коллодиума, цеплялся за чёрные клавиши и развлекал. В конце концов «Карнавал» был сыгран неплохо, но не все пассажи были чисты и не все номера искренни. Во время «Марша Davidsbundler'oв» было больно и чувствовал, что делал из него котлету. Но русский отдел был сыгран хорошо и меня вызывали шесть раз. Мою 3-ю Сонату я сыграл не очень хорошо, Токккату - бойко. Бисов-четыре. В reception-room [27] Зал для приёмов (англ). много народу и поздравлений. Затем Ингерманы и Сталь поехали ко мне, перевязали палец, который был в крови, а затем Сталь позвал меня к себе. К ним же приехали Самойленки. Было очень мило и весело, ужинали и пили вино. С тех пор, как зубы мне вычистили до глубины корней, невралгия прошла и не появляется даже после вина.

Сегодня, как и в другие воскресенья, солнце и хорошая погода. Но наехала масса гостей и была толкотня, а на бедную Linette за моей спиной обрушилась целая атака – её почти до слёз дразнили мною досужие языки. И даже Соскис, за хорошенькой женой которого я немного поухаживал, чтобы не кричали про меня и Linette, не нашёл ничего умнее, как дразнить Linette тем, что я ухаживаю за его же собственной женой.

Палец, который раздулся и нарывал, держу в спиртовом компрессе. Хоть бы к пятнице, к Вашингтону, зажил!

Рецензии о концерте были немногочисленны, коротки и небрежны, а убыток от концерта двести пятьдесят долларов (триста сбор, пятьсот пятьдесят расходы), чего я уже вовсе не ожидал. А я-то рассчитывал, что это выступление с такой программой и после октябрьского успеха сделает настоящий бум. Но подкатил концерт Гофмана, на который днём все побежали и к вечеру устали, и концерт исполнительницы русских якобы народных, а на самом деле кабацких песен Тарасовой, на которую побежал pyccкий East Side. И потому некоторый процент моих посетителей отхлынул. Вечером Linette таки приехала ко мне. Она, вероятно, первый раз в жизни на холостой квартире, дрожала и волновалась до такой степени, что я должен был её успокаивать. Однако время прошло мило, нежно и быстро.

Днём неважная певичка Dora de Philippe пела в своём концерте мои романсы на Ахматову, переведённые ею на английский язык. Пела мило, но без голоса, и зал был пуст. Романсы имели успех и бисировались.

Эту неделю я свободный человек (чего давно не случалось). Играть на рояле нельзя из-за пальца, но ему теперь лучше. Обдумывал: если месяца через два я дам новый концерт, то что играть? Пока неясно. Но если мне удастся сделать небольшую вытяжку из «Трёх апельсинов», то это может быть интересно.

Говорят, Рахманинов тоже не в «боевом порядке»: среди своего семидесятитысячного турне почувствовал себя плохо и, прервав его, вернулся в Нью-Йорк.

Так как Чикагская опера определённо и пренеприятно опаздывает с постановкой оперы (из-за запоздалого приезда Маринуцци и многих французских певцов) и даже ходят слухи, что «некоторые» из предположенных опер будут отложены на будущий сезон, то я отыскал контракт и советовался со Сталем. Сталь говорит, в контракте совершенно ясно, что Чикагская опера обязана поставить «Три апельсина» в этот сезон и неисполнение этого расторгает контракт, т.е. лишает их права постановки в будущем сезоне, что при расходах в пятьдесят тысяч долларов на декорации (по расчёту Анисфельда) едва ли им приятно. (Поэтому не лучше ли поднатужиться, и поставить в этом году?). Кроме того, я могу требовать с Чикагской оперы те убытки, которые мне нанесёт непостановка «Трёх апельсинов», т.е. меньшая популярность, меньшее количество концертов, непостановка в Лондоне (если там не поставят) и т.д. Это меня ободрило, и я теперь буду энергично нажимать, чтобы ставили, буде они действительно заколеблются.

Вчера в полночь сел в поезд и сегодня в семь часов утра, превосходна выспавшись, приехал в Вашингтон. Вашингтон мне чрезвычайно понравился, это один из лучших американских городов: просторный, спокойный, зелёный. Я два часа гулял по городу, потом зашёл к менеджеру, немного поиграл на рояле, позавтракал, зашёл в наше посольство поблагодарить Карповича за хлопоты о визе для мамы и затем отправился в Национальный театр давать recital, который начинался в полпятого. Театр довольно большой и без малого полный. Палец почти прошёл и хотя и был заклеен, но не мешал. «Карнавал» был сыгран лучше, чем в Нью-Йорке, и имел больше успеха. Второе отделение - русское и третье, моё, имели хоть меньше успеха, чем в Нью-Йорке, но всё же достаточный.