Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Johnson ответил, что сам он решить не может, но поговорив с Раm'ом и другими, сообщит мне. Я, прощаясь, просил подчеркнуть директорам, что я не пытаюсь тянуть с них деньги, но лишь забочусь обеспечить себе год спокойной работы.

Результат разговора я себе не резюмировал никак, но отметил важность того, что Johnson ни разу не пытался опровергнуть нарушения ими контракта.

Рецензии про концерт недлинные, но все хорошие.

Вечером был на балете Карпентера, американского композитора, только что поставленном Больмом, и злился, что вещи с музыкой, подобной «вчерашнему холодному», идут, а моя опера, настоящая, лежит под сукном, автор же должен направлять всю свою силу и находчивость, чтобы выжать себе кусок хлеба (хоть бы помазанный маслом).

В три часа с Волковым были у Harold'a Mac Cormick, который принял нас своём офисе. Harold один из богатейших людей Америки. Ему лет пятьдесят, он энергичен, здоров, почти что, красив, хорошо одет и очень любезен. Выразил большое удовольствие познакомиться со мной и сказал, что очень интересуете моей оперой. После нескольких минут общего разговора он спросил, имею ли предложить ему какие-либо специальные вопросы. Так как мы с Волковым заранее решили держаться такой политики, чтобы только понравиться ему, заинтересовать его и намекнуть ему о моих желаниях, отнюдь не говоря о конкретных вещах, то сказал, что Johnson известил меня об отмене моей оперы до будущего года, а потому я просил Johnson'а обеспечить мне существование в течение этого года, дабы иметь возможность продолжить мои работы. Так как Johnson не мог решить самостоятельно и будет докладывать ему, Mac Cormick'y, то я сейчас прошу его не протестовать Johnson'y. Mac Cormick ответил, что всё будет сделано «what is fair and square and just» [30] Чтобы честно, справедливо и правильно (англ). , что, конечно, опера только отложена, а не отменена, и поэтому я не должен требовать за целый сезон, как если бы она была исполнена. Т.е. переводя на деньги, я должен требовать меньше двух с половиной тысяч, которые мне причитаются за сезон. Mac Cormick не знал, что у меня в кармане есть камень в виде запрета на будущий сезон, и потому со всем размахом архимиллионер предложил мне ровно шестую часть того, что я хочу. После этого я расписал ему декорации Анисфельда, говоря, что таких декораций Америка ещё не видела, и в прощание сказал, что надеюсь, что он будет много смеяться во время исполнения моей оперы. Он спросил: «О, ваша опера комическая?» Я ответил: «И даже очень».

Одна интересная подробность мелькнула в разговоре с ним: оказывается, по моём прибытии Cyrus Mac Cormick сказал Campanini о существовании моего «Игрока», и Campanini безо всякого разговора просто пригласил меня писать контракт. Так что Harold'y, который председатель директоров, пришлось просто констатировать факт контракта со мною.

Вечером был на трёх новых операх Пуччини [31] Три оперы, объединённые общим названием «Триптих»: Gianni Schicchi; Suor Angelicа; Tabarro. Их премьера состоялась в Риме, в январе 1919 г. . Музыка пустенькая, иногда милая, иногда плохая, но в пользовании сценой виден мастер, хотя и не безукоризненный. Всё же кое-что доставило удовольствие, а не одно раздражена как вчерашний балет.

Ответ от Johnson' а поступит, очевидно, дня через три. Сегодняшний день провёл тихо. Сочинял темки для «Огненного ангела» и играл пьесы Скрябина, найденные у Волковых.

Новый год не был встречен никак: с Кучерявым в одиннадцать вечера пошли в какой-то негодный show, где в двенадцать часов американцы подняли оглушительный свист, который мне даже понравился. Затем мы вернулись домой и, чокнувшись рюмкой портвейна, легли спать.

Первый день нового года принёс из России такие же плохие известия, как и первый день Рождества: Ростов эвакуируется ввиду продолжающегося наступления большевиков. Что с мамой? В Ростове ли она? Или уже в Новороссийске? Что она ещё не получила стофунтового чека - вне сомнения, он, вероятно, сейчас на пути из Лондона в Россию. Но виза у неё есть, двадцать девять тысяч рублей тоже. Неужели она не решится доехать до Константинополя и оттуда связаться со мною? Я очень волновался целый день и послал телеграмму в Российское посольство в Константинополе, прося сообщить ей, что чек в Константинополь уже выслан.

Вечером был на «Пелеасе» и снова таял. Преудивительная вещь! Музыка неуловима, а между тем, вы пойманы, как в сети.

Большевики берут город за городом и лезут прямо на юг. Падение Ростова - вопрос двух дней, но мне почему-то кажется, что мама уже в Новороссийске, Настроение отвратительное. Начал перечитывать «Огненного ангела», обдумывая первый акт, и понемногу увлёкся, проработал до усталости и без малого кончил либретто всего первого акта. Надо пройти ещё начисто и заполнить некоторые пустые места.

В промежутках поигрываю Скрябина, несколько тетрадок которого дала мне мне Волкова. «Прелюд» fis-moll Op.74 отвечает моему настроению.

Так как сегодня уже шестой день, что нет ответа от Johnson'a, то я позвонил к нему. Он сказал, что пока ещё они не пришли к решению, но он постарается выяснить всё к понедельнику, когда и просит меня пожаловать для вторичных разговоров. Кучерявый предупреждает меня, что они избрали систему тягучки, чтобы вымотать из меня душу, и что эта тягучка может тянуться не дни, а месяцы.

Вечером играл в бридж с Волковым и Баклановым с удовольствием.

Опять тихий и спокойный день. Обдумывал и набрасывал либретто второго акта. Сочиняю темы. Учу Скрябина.

Большевики, приближаясь к портам Чёрного моря, уже предлагают Италии торговые сношения. В Италии уже появился какой-то представитель Советского правительства.

Если я слажу с Чикагской оперой и выясню, что маме не удалось уйти от большевиков, то не поехать ли мне в Италию и не попытаться ли оттуда снестись с мамой и, главное, снабдить её деньгами.

Сегодня целый день трезвонил Johnson'y и не мог его добиться. Кучерявый подтверждает свою теорию тягучки. Вечером поехал на премьеру Равеля «L'heure Espagnole» и в конторе поймал Johnson'a. Он просил меня пожаловать завтра в два.

L'heure Espagnole» - типичный Равель: расплывчато, скользко, элегантно, чудесно звучит, часто очень остроумно. Сюжет легкомысленный и пустой, и столкнувшись с таким сюжетом, Равель иногда делает промахи: местами он слишком медлителен для шутки; местами, копируя банальность, он пишет, если так можно выразиться - изящную банальность, а этого не надо.

Но в общем музыка по-равелевски мила и, конечно, при втором слушании я оценю многое, что в первый раз скользнуло мимо незамеченным.

Разговор с Johnson'ом произошёл в три часа в присутствии Волкова, который был у него перед тем и которого Johnson попросил остаться.