Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

- Ведь вы всё равно не скоро найдёте такого мужчину.

Катя, однако, к нему не вернулась, и теперь она замужем в третий раз за морским офицером, имеет от него ребёнка и довольно счастлива, хотя муж и много отсутствует, плавая по северным морям. Катя Шмидтгоф безостановочно курит, довольно ловко зажигая спички одной рукой.

Моя сегодняшняя репетиция происходила под управлением Малько - с новой программой, а именно: Сюита из «Апельсинов», «Классическая» Симфония, новая Увертюра и 2-й Концерт. Из этой программы сегодня Малько репетировал «Апельсины» и Симфонию: ничего, как всегда серьёзно и аккуратно, но без полёта и увлечения.

Когда я выхожу на улицу, то внизу огромный хвост за билетами. Меня узнают и аплодируют. Вот уж долготерпение! Стоят в хвосте два часа, да ещё аплодируют.

Возвращаюсь в «Европейскую» и с сожалением вижу, что рояля ещё нет, а между тем ещё в прошлый приезд я договорился с Хаисом, что мне пришлют его из Филармонии сегодня утром. Нетерпеливо звоню в Филармонию, там говорят, что рояль почему-то задержался, но его вот-вот пришлют. Досадно, ибо сегодня вечером мой первый клавирабенд и необходимо повторить программу, которую я не играл почти три недели.

В четыре часа наконец сообщают, что рояль привезли в гостиницу. Я открываю двери, убираю мебель и жду, но проходит полчаса и рояль не появляется. Спускаюсь в вестибюль и вижу, что огромный рояль действительно стоит, но вокруг него никого нет. Оказывается, что во время того, как его втискивали в отель, убежали лошади, на которых его перевозили, и извозчики их ловят; почему целые полчаса - неизвестно. Я опять звоню в Филармонию и наконец в половине шестого вечера рояль вваливается в мой номер на девяти коридорных, похожий на сороконожку.

Я сел за повторение программы, но в общем вся эта комедия с роялем испортила мне весь день. Не успел ни отдохнуть после некрепкой ночи в дороге, ни поупражняться как следует.

Вечером Колонный зал набит битком. Играю почти хорошо, кроме отдельных гаф [286] Промах, ошибка, от gaffe (фр). : пресловутый конец первой части в 5-й Сонате, кое-что в «Мимолётностях» и т.д. Успех по установленному плану: хороший после 3-й Сонаты и «Мимолётностей», сдержанный после Пятой, и бурный, как только заиграл Марш из «Апельсинов» и прочие мелочи. В конце три или четыре биса и рёв с пронзительными выкриками, пока не потушили электричество и даже после.

Андрей Римский-Корсаков, который уже написал хорошую рецензию про прошлый концерт, заговаривает о совместном создании вещи с текстом Разумника, декорациями Петрова-Водкина и режиссурой Мейерхольда. Я вообще далёк от принятия каких-либо подобных решений, но раз ко мне обращается Андрей Римский-Корсаков - доселе мой принципиальный враг, а ныне новообращённый хвалитель, то я ускользаю, мягко говоря, что я всё равно завален работой до конца этого года, а потому не лучше ли отложить разговоры об этом проекте до моего следующего приезда.

Появляется Добычина и с тихой назойливостью меня преследует, чего-то добиваясь, по-видимому, того концерта в пользу квартетного общества, от которого я считал себя отвертевшимся. Пока я выхожу на вызовы, она стоит за колонной на пути в артистическую и тихим голосом говорит:

- Вот, орут. Может быть, вы думаете, что это успех? Может быть, вы думаете, что это любовь? Нет. Любовь не в крике, а в тихом понимании.

Я помню, что у неё связи в ЧК, и выслушиваю её. Но появляются Карнеевы, и Лидуся издали видит скуку на моём лице. Она подходит ко мне и отводит в сторону:

- Спасти вас, Сергуся, от этой старухи?

- Ах, ради Бога, Лидуся, - она отравит мне весь приезд.

Мы берёмся под ручку и за колоннами отходим подальше от Добычиной. Вдруг аплодисменты, которые начали было стихать, раздались с новой силой. Оказалось, что двигаясь позади колонны, мы попали в поле зрения публики, которая, увидев меня, захлопала сильнее. Мы сконфузились и быстро исчезли.

Вернувшись в артистическую, я застал там много народу. Среди них - Асафьев, Дранишников, Оссовский, Малько, Катя Шмидтгоф, брат и сестра Алперсы, Рудавская и пр. Последняя утром звонила ко мне, так как при прошлой встрече я пообещал ей билет на концерт. Сообщая в ответ, что билет ей будет оставлен в конверте в бюро отеля, я спросил её:

- Антонина Александровна, а сколько раз вы замужем? - вопрос вполне естественный ко всякой красивой женщине в советской России.

Но с обычной своей рассудительностью, она остановила меня словами:

- Сергей Сергеевич, о таких вещах неудобно говорить по телефону.

Пташке очень нравятся Карнеевы и она уговорилась с Лидусей, которая всё-таки осталась модницей, ехать завтра смотреть меха. Меха - это то, что необходимо закупить в России всякому человеку, обитающему за границей.

Следующая репетиция того же концерта. Оркестр распущенный, «игривый», как извинительно отозвался Малько. Музыканты хуже, чем в Персимфансе, однако Увертюра оп.42, которую репетируют сегодня, идёт с дирижёром лучше, чем в Москве. Кроме Увертюры много зубрили 2-й Концерт.

После репетиции Хаис и Малько пригласили меня в управление Филармонии, которое помещается в том же здании. Малько заявил, что Филармония платит моему издателю за все «незаконные» исполнения моих партитур по списанным материалам. Затем Хаис спросил, куда надлежит перевести мой гонорар. Я указал мой банк в Нью-Йорке. Хаис записал. При этом ни слова о прибавке к моему гонорару, лишь напряжённо смотрит, когда же заговорю об этом я.

Тем временем он пытается поторговаться со мной относительно размера суммы, которую мне надлежит получить за приезд. Это меня бесит, хотя я не показываю вида. Когда же он, не смущаясь, заговаривает о моих концертах в будущем году, я отвечаю:

- Едва ли это выйдет. Ведь мне концерты с Ленгосфилом не выгодны. Я лучше поеду на юг, в Харьков, на Кавказ, где мне платят вдвое больше.

Хаис откинулся на спинку. Эффект от моей фразы был так велик, что даже я его не учитывал. Малько мнётся и выгораживается, что он совсем недавно директор, а все переговоры велись при Климове. Я его успокаиваю, говоря, что вполне отдаю себе отчёт в этом. Хаис заикается и Малько старается смягчить разговор.

Выходит, будто с Хаисом я вовсе не желаю вести переговоры о будущем сезоне, но может сговорюсь с Малько. Хаис вскакивает и говорит, что он выйдет, дабы не мешать нашему разговору. Мы его удерживаем, и он остаётся, но через короткий промежуток времени всё-таки под каким-то предлогом выходит.

Малько хохочет. По-видимому, он очень доволен инцидентом, так как моим ходом я даю ему козырь перед Хаисом в делах управления Филармонией. Затем Малько переходит на другие темы и, коснувшись «Огненного ангела», рассказывает анекдот про Брюсова. Оказывается, когда умер Брюсов, у его жены стали просить его неопубликованные рукописи. Последних не оказалось или было слишком мало, но жена предложила его дневник, который он вёл последнее время на древнегреческом языке, блистая своей учёностью. Дневнику страшно обрадовались и немедленно засели за его перевод, но тут выяснилось, что почтенный коммунист в дневнике на чём свет стоит ругает советский строй. Так и неизвестно, что с дневником сделалось.