Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Когда Mrs Newman стала просить Пайчадзе прислать её мужу мой Квинтет и 2-ю Симфонию, я из другого конца комнаты закричал: «Пошлите одни обложки!» Она рассердилась.

Проспали, так как вчера поздно легли, а рано утром разбудил шум ящиков – в Париже нет той тишины, что в благодатном St.Palais. Поссорились с Пташкой, так как она забыла вчера у Кусевицких свои денные туфли и теперь хотела, чтобы я поехал за ними; я же находил нелепым с утра нестись назад за туфлями - вот тема для домашней ссоры.

Весь день провёл в издательстве, говоря о разных мелких делах и исправляя ошибки в литографном клавире «Огненного ангела». Смотрел вновь принятую Сонатину Лопатникова и она мне опять понравилась, штучки же Фёдорова опять не понравились.

По поручению Горчакова спрашивал Пайчадзе, взялось ли бы издательство напечатать его фортепианные вещи за его счёт, но Пайчадзе ответил, что за чужой счёт издательство не печатает, если же вещи Горчакова интересны, то их можно будет взять и так. Но пока я мог хвалить только условно: т.е. что они, например, лучше Фёдорова, которого я, впрочем, не напечатал бы.

Вечером у Кусевицкого. Говорили об Америке. Он берётся мне найти другого менеджера, а я берусь внести Наеnsel`ю тысячу долларов моего долга, как только будет к кому перейти. Кусевицкий уверяет, что у меня будет масса ангажементов, и советует в несимфоническом концерте выступать с Пташкой, что очень её обрадовало. Вообще Кусевицкие опять были очаровательны и говорили, что если осенью у нас будут снова затруднения с квартирой, то чтобы мы ехали в их особняк и жили, сколько влезет. «Стальной скок» он будет исполнять в одном из первых концертов и повезёт в турне, если Пайчадзе поспеет с перепиской голосов.

Забежав к Боровским и прозвонив всё утро Пайчадзе насчёт голосов «Pas d'acier», в 10.40 утра мы сидели в поезде вместе с Сувчинским и ехали в St.Palais. Сувчинский был весел и рассказывал всякие интересные вещи. Стравинский ударился в церковную жизнь и среди распрей православной церкви поддерживает (даже денежно) одну из сторон. Я сказал, что для меня религиозное рвение Стравинского - загадка: с одной стороны - гордыня, властность, с другой - подчёркнутая религиозность, но в каком-то формальном, фарисейском плане. Ведь не настоящая же это религиозность, а если причуда, то во имя чего? Сувчинский утверждал, что это вполне серьёзно, что Стравинский очень занимается этими вопросами и к некоторым относится с такой горячностью, что с ним прямо спорить нельзя; но не всякий подходит к религии с моральной стороны, другие приближаются чересчур формально. Ответ, который, конечно, нельзя признать удовлетворительным. Сувчинский предполагает, что сам процесс творчества даётся Стравинскому нелегко, и это толкает его на мистический путь. Теперь Стравинский пишет балет для Дягилева. Пташка засмеялась и сказала, что ей пришла странная идея: сейчас Сувчинский говорит о Стравинском со мною, а, быть может, в другой раз так же говорит с ним обо мне. Сувчинский уверял, что нет, что со Стравинским он обо мне не говорит, ибо Стравинский всегда высказывает обо мне одно и то же мнение: «Прокофьев талантлив, но дикарь».

В 6.22 мы были в Рояне, где нас встретил Грогий, благополучно приведший автомобиль, и Вера Александровна, приехавшая встречать Сувчинского. Тут между супругами вспыхнула стычка: Сувчинский не хотел ехать к Гучкову (белому террористу), В.А. же настаивала, говоря, что он всё равно завтра уезжает, и это было бы неприлично, тем более, что старик ждёт Петю и «даже греет ему воду». Справедливо. И хотя Пётр Петрович ехал к нам, мы уговорили его: «Пётр Петрович, не надо к нам, поезжайте к папочке», чему он в конце концов подчинился.

Сел за «Игрока», с большим удовольствием: «ария» Алексея. Но занимался недолго. Пришли завтракать Сувчинские. Гучков благополучно уехал. Затем я их катал в автомобиле, а потом опять работал над «Игроком». Про Гучкова П.П. сказал: «Вот он вам объяснял, что православные крестятся тремя пальцами, а старообрядцы двумя, и почему двумя правильней; если же вы его спросите, как он сам крестится, то окажется, что он вовсе не крестится. В этом он весь».

Утром и днём «Игрок», и кроме того катали в автомобиле мать Грогия, которую надо было покатать, а то завтра она уезжает назад в Кишинёв.

Обедали Сувчинские. П.П. очень любит гулять по лесам и сегодня замучил жену, проходив шесть часов подряд. Опять говорили о Стравинском. Сувчинский находил у него какую-то, как он называет, «вторичность». Он хочет сказать, что у Стравинского есть свойство брать уже существующий материал и применять его по-новому так, что получается вещь, имеющая характерное его собственное лицо. Это идёт через всё его творчество: «Петрушка» на материале городских песен, «Весна» - на материал, почти буквально схожий с Римским-Корсаковым и Мусоргским, «Пульчинелла» - Перголези, далее «бахизмы» и прочее.

Между прочим, Сувчинский сказал, что недавно, зайдя в один из русских ресторанов в Париже, «встретил вашу знакомую», которая заведует этим рестораном. Затем Сувчинский долго не мог вспомнить фамилию и наконец вспомнил: Мещерская, теперь по мужу Кривошеина. Я ответил, что давно потерял эту семью из виду. Пташка спросила: как называется ресторан. Он ответил: «Какая- то «Астрахань», а может «Самарканд».

Много работал над «Игроком». Диктовал письма. Очень устал. Сенсационная новость: Алёхин выиграл первую партию матча у Капабланки. Я потрясён. Алёхин, видно, в необычайном ударе, ибо Капабланка так крепок, намного стоит выше остальных, что его поражение, да ещё в первой же партии, является чем-то необычайным. Недаром я подписался на London Times, чтобы иметь немедленно все результаты и сами партии.

Дивная солнечная погода. На пляже даже жарко. Не возобновить ли купание? Решили, однако, подождать до завтра, чтобы вода согрелась.

Опять много работал над «Игроком». Корректуру Симфонии пока вовсе отложил. Но работа идёт гладко и приятно. В пять часов совсем одурел, решил проехаться. Пташка тоже отправилась со мною и правила, а я давал ей указания. Обедали Сувчинские, выпили бутылку шипучки. После обеда я расспрашивал его о том, как он пришёл к идее издания «Музыкального современника». Сувчинский вспоминал с удовольствием, разошёлся, рассказывал и об основании, и о ссоре с А. Римским-Корсаковым, и о предложении Вейсберг назвать новый журнал «Прокофьев», и прочее.

Погода опять ни то ни сё, никаких купаний. Опять «Игрок» до одурения, затем прогулка в автомобиле, и Пташка правила. Вечером Christian Science и дневник.